Елдыринцы притихли. Содрогнувшись, Антоха вспомнил тот день, когда они решили поесть «нахаляву».

– Сколько карло-саганов не хватает? – буднично спросил Гоблинович.

– Двенадцать.

– Хочешь, я помогу? – внезапно предложил Дюндель.

Антоха поражённо уставился на друга. Бабельянц высунул голову из воротника своей шубы. В какой-то момент на лице девушки отразилось удивление – и тут же глаза её радостно засияли.

– Да, спасибо! – произнесла она. – Нам, правда, очень нужна энергия.

Вдвоём они спустились туда, где стоял материализатор. Дюндель буднично разделся и лёг – так, будто каждый день из него добывали жизненные силы.

– Сколько энтузиазма я могу взять? – спросила Стефания.

– Бери, сколько надо, – отважно ответил елдыринец.

Стефания смутилась.

– Двенадцать карло-саганов – это немало, – предупредила она. – Я, к примеру, отдала только десять – и уже чувствую себя разбитой.

– Я сказал, бери всё, – упрямо произнёс Дюндель.

– Хорошо, как скажешь.

Стефания подсоединила клеммы, закрыла аппарат и нажала на рычаг. В глаза елдыринцу ударил яркий свет – и тот невольно зажмурился. Внезапно его сознание помутнилось; Дюндель едва соображал, где находится, а любая попытка прийти в себя оборачивалась невыносимой головной болью. Однако, даже расслабляясь и отдавая себя на милость неведомой стихии, он не испытывал облегчения. Душу несчастного разрывала невыносимая, горестная безысходность, от которой хотелось умереть. Чувство было то же, что и тогда, когда исчезла его Гвендельфина – только теперь оно многократно усилилось. Успокоиться было невозможно: спасительные мысли разрушались, не успев как следует сформироваться. Всё, что оставалось Дюнделю – это страдать.

Когда, наконец, всё закончилось, Дюндель пришёл в себя на удивление быстро.

– Ты как? – спросила Стефания. – Не вставай сразу. Сейчас принесу воды.

Голова кружилась. Сквозь пелену перед глазами елдыринец видел любимую: её точёные руки, женственные бёдра под грубой тканью комбинезона и ярко начищенные ботинки. На каких-то полминуты она исчезла в глубине помещения – и тут же вернулась со стаканом в руке. Отпив немного, Дюндель поставил его рядом и попытался обнять Гвендельфину… Смущаясь, она поддалась.

– Я хотел бы спросить тебя кое о чём, – тихо произнёс Дюндель. – Ты уверена, что меня отупили?

Стефания посмотрела ему в глаза с глубоким сожалением.

– Да, увы, – печально проговорила она.

– А если бы, – продолжал Дюндель, – ты вдруг узнала, что всё это неправда? Выходит, нынешняя версия Гвендельфины Куколки слишком хороша для такого идиота?

Стефания смутилась.

– Всё не совсем так, как ты говоришь, – произнесла она уклончиво. – Есть прямые факты, которые указывают…

– Я понимаю, не продолжай. Скажи мне только одно: ты действительно считаешь, что все мои тексты плохи?

Стефания задумалась.

– Пожалуй, не все, – сказала она, помолчав. – Последние намного лучше ранних.

Дюндель вздохнул с облегчением: это было как раз то, что он хотел услышать. Стефания всё так же стояла перед ним – и бедняга едва не обнял её от радости.

– Понимаешь, – проговорил елдыринец, – в какой-то момент я и сам осознал, что мои тексты плохи – и тогда мне захотелось расти и учиться. Я будто застрял в песочнице из дешёвого пафоса – но сейчас-то понимаю, что нужно двигаться дальше… Это и есть развитие. Неужели тот, кого отупили, способен развиваться?

Стефния улыбнулась.

– Так происходит потому, что ты читал хорошие стихи, – сказала она. – Ещё во время восстания генерала Кермунда Хельмимира выдвинула теорию о том, что нужно читать книги и думать над их содержанием. Тогда последствия отупляющего лазера сходят на нет, и появляется устойчивость связей между клетками головного мозга. Мы, партизаны, за то и боремся, чтобы вернуть качество литературы…

– Тогда я мог бы излечиться самостоятельно! – не унимался Дюндель.

Стефания вновь посмотрела на него с грустной нежностью и сказала:

– Вполне возможно, что прямо сейчас ты находишься на пути к излечению, но идти по нему в одиночку – задача не из лёгких. Я, кстати, сначала тоже не верила, что меня отупили…

– А как тебя заставили пройти курс? – изумлённо спросил елдыринец.

Стефания вздохнула и аккуратно освободилась от объятий.

– В тот самый вечер, когда мы с тобой договорились посмотреть «Ёлки-87654572», – проговорила она, усаживаясь напротив материализатора, – мне внезапно позвонил брат. Он сказал, что находится на Джоселин-Белл-Бернелл. Я так обрадовалась: мы не видели друг друга целую вечность…

Далее Стефания рассказала о том, что Гардиальд попросил забрать его из промзоны на границе с Беатрис-Тинслей. «Моя подруга открыла здесь новый салон красоты, – упомянул он как бы мимоходом. – Если хочешь, могу попросить для тебя бесплатную процедуру». Собираясь на встречу, Гвендельфина Куколка забыла дома свой коммуникатор…

Гардиальд встретил её на крыше какого-то здания и проводил вниз.

– Этот салон красоты напоминает школьный кабинет химии! – с улыбкой говорила Гвендельфина, заходя в лабораторию принцессы Визулинды. – А где стойка администратора?

«Администратором» оказалась сама принцесса. Вместе с ней в лаборатории были ещё какие-то люди. «Знакомые лица, – думала Гвендельфина. – Откуда я могу их знать?»

– Сейчас вам сделают инъекцию красоты, – спокойно сказала Визулинда. – Положите-ка сюда свою руку…

– А почему в вену? – удивилась Гвендельфина Куколка.

– Для того, чтобы вены тоже были красивыми.

Ассистент ввела иглу – и вскоре сознание Гвендельфины помутнилось. Препарат для лечения лазерной идиотии, который изобрела принцесса, был разведён в снотворном.

– Вот и всё, – сказала Стефания, подводя итог своего рассказа. – Мою бездыханную тушку погрузили в капсулу, потом – на корабль. Очнулась я уже на базе, где прошла весь курс.

Дюндель слушал, не перебивая. К концу истории он был бледен и всё также молча смотрел на любимую.

– Ты расстроен, что всё так вышло? – спросила Стефания.

– Не то, чтоб сильно расстроен, – отозвался елдыринец, – а скорее в ярости… Набить бы морду твоему братцу.

– Не говори так! – воскликнула Стефания. – Неужели ты не понимаешь, что он хотел спасти близкого человека – точно также, как я сейчас пытаюсь спасти тебя?

– Зачем? – горько усмехнулся Дюндель.

– Потому, что ты искренне относился ко мне – пусть даже в ипостаси Гвендельфины Куколки…

– То есть ты допускаешь, что какая-то часть Гвендельфины Куколки всё же была тобой?

Стефания бессильно вздохнула.

– Это не имеет никакого значения, – терпеливо сказала она. – Важно то, что сейчас я могу помочь хорошему человеку.

Елдырнец почувствовал в груди неприятный холодок. Чем-то равнодушным повеяло от этого «хорошего человека».

– Выходит, – мрачно проговорил Дюндель, – ты больше не любишь меня?

Стефания подняла на него печальные глаза и неожиданно спросила:

– А ты? Ты любишь новую Гвендельфину?

– Да, разумеется, – убеждённо заявил Дюндель.

Стефания смутилась ещё больше.

– Послушай, – проговорила она, – тебе, возможно, кажется что ты меня любишь – просто потому, что тебя сбивает с толку моя внешность. Но поверь: то гуманоидное существо, с которым ты имел дело