— Йо-о-о, — протянула слегка разочарованная Джулия. — Подумаешь, что тут такого!

Я порылась в сумочке, вынула маленькую эмалированную коробочку, поставила на кухонный стол, подняла крышечку и показала Джулии надпись.

— Боже, как прекрасно! Думаю, тебе стоит сохранить это как сувенир, — сказала Джулия.

— Не могу. — Я покачала головой.

— О'кей, значит, мы просто проберемся туда, положим коробочку на место и никто ничего не узнает. Садимся в машину, дорогая, и немедленно едем.

Каждый раз, оккупируя Европу, Джулия берет напрокат шикарный «БМВ», что позволяет ей воспользоваться преимуществами здешних весьма либеральных требований к скорости. И дорожки, ведущие к замку, с их крутыми спусками, выбоинами и рытвинами, не служат ей препятствием: Джулия брала одну за другой, словно участвовала в гонках на Гран-при Монако.

— Джулия, сбрось газ, — стонала я, когда мы на полной скорости промахнули очередной поворот.

— О Боже, прости, — бормотала она, театрально нажимая на тормоза, — тихая езда — это такая тоска!

Все же Джулия уступила и остаток пути вела машину в более приемлемом темпе. Когда мы проезжали большое поле подсолнухов, усеянное красными точками полевого мака, Джулия сказала:

— Невозможно поверить, что мы еще это не обсуждали, но как тебе мое обручальное кольцо?

Она повертела рукой. Такой большой камень мог бы стать центром собственной солнечной системы.

— Невероятно! — восхитилась я.

— Сама знаешь, как говорят: чем больше бриллиант, тем продолжительнее отношения.

Вообще-то меня немного волнуют представления Джулии о браке. Очевидно, после помолвки она не настолько повзрослела, как казалось мне раньше.

— Он владеет почти половиной Коннектикута. А ты знаешь, как я обожаю те места.

Нет, Джулия определенно влюблена. У нее давняя аллергия на Коннектикут. Она всегда утверждает, что тамошние замужние женщины, бесцельно разъезжающие во всех направлениях на «рэнджроверах» в одинаковых бежевых кашемировых свитерах-водолазках на тридцать тысяч нитей от Лоро Пайана, и гигантские бриллианты-солитеры пробуждают в ней жажду самоубийства.

— Хочешь, я пойду с тобой? — спросила Джулия четверть часа спустя, когда мы причалили к двери замка.

— Нет, подожди в машине. Я спущусь через пять минут, — отмахнулась я, кладя коробочку в сумку.

— О'кей, пижонка. Смотри не попадись.

«Господи, — думала я, прокравшись в холл, — представляю, что будет, если я снова наткнусь на этого типа, то есть дворецкого!»

Я сгорала со стыда все пять минут, пока осторожно поднималась по лестнице и коридору, вспоминая вчерашнюю истерику. Скорее бы вернуть коробочку и убраться отсюда.

Пусть мне никогда не удастся лично извиниться перед Чарли, самое меньшее, что я могу сделать, — это покаяться, отдав украденное. И никому не обязательно знать, что я покаялась, поскольку никто не знает, что я взяла ее.

Едва очутившись в библиотеке, я услышала, как дверь слева открылась, и оцепенела.

Что, если это дворецкий? Второго ареста за двадцать четыре часа я не перенесу.

Я огляделась. Идти дальше я не смела, но и вернуться боялась. Поэтому метнулась в темную нишу под головой оленя, висевшей прямо надо мной. Застыв, я наблюдала, как открывается дверь и на пороге возникает фигура. Чарли! Что он здесь делает? И разве не летит сейчас в ЛА?

Он уставился на меня и, казалось, был еще более поражен, чем я. О Господи, теперь об извинениях по телефону придется забыть! Мало того, необходимо признаться, что коробочка у меня, и быть взрослой и честной во всем. Только теперь, получив такую возможность, я совершенно не рвалась каяться.

Но Чарли, как ни странно, потерял дар речи. И не только это. Я вдруг увидела, что он чего-то стесняется, почти стыдится. Боже! Поверить не могу! Да он краснеет!

Похоже, мы оба боялись заговорить.

— Я думала, ты улетел в ЛА. Что ты здесь делаешь? — спросила я наконец.

— Э… — замялся Чарли, еще сильнее заливаясь краской.

— Да?

— Честно говоря, после вчерашнего мне было страшно показаться на приеме.

— Понятно, — прошептала я. Как грубо! И это после всего, что случилось!

— Не хотел расстраивать тебя еще больше. Я улетаю только завтра вечером. Боже, я, кажется, попался с поличным? — смиренно спросил он.

Ну вот, наконец мы поменялись ролями. Я взяла реванш! Чарли впервые в жизни извиняется передо мной. И, строго entre nous[81], мне ужасно это понравилось.

— И еще как! — выпалила я, не сдержав ухмылки. Он улыбнулся в ответ, уже увереннее.

— Прости. Я не хотел обижать тебя. Кстати, миленькое платьице.

Видите? Сработало! Прикид Джулии полностью отвлек его от задуманного мной деяния.

— Спасибо, — кивнула я.

Чарли шагнул ближе, испытующе глядя на меня.

— Итак, у тебя вошло в привычку вламываться в этот дом?

— Нет!

Дьявол! Может, роли вовсе не переменились?!

— В таком случае что ты здесь делаешь?

— Ну… я…

Господи, все же он tres симпатичный! Даже без Каналетто на заднем фоне! В синей рубашке и брюках такого же цвета он был безумно красив! Как неудачно я ему попалась! Поймите правильно, у меня нет ни малейших шансов на сожаление, если он обнаружит, что я воровка!

— Ты что? — осведомился Чарли, подступив ближе и прислонившись к стене рядом со мной.

Я должна взять себя в руки! Не хватало еще одной достойной сожаления сцены!

— Понимаешь, вчера я так сконфузилась, когда узнала о тебе, — выдавила я, покраснев. — И я жалею обо всем, что сказала, поскольку не считаю твою маму снобкой и не имела в виду, что ты пытался меня провести, и ты мне действительно нравишься…

— Вряд ли мы когда-нибудь еще увидимся, — перебил меня Чарли.

— Да.

— Конечно. Ты кошмарная особа.

— Прости, — грустно повторила я, но тут случайно взглянула на него.

Погодите… если я не ошибаюсь, его глаза лукаво блеснули.

— Ты дурачишь меня! — рассмеялась я. — Как по-твоему, простишь ли ты когда-нибудь такую кошмарную особу, как я?

— Конечно, прощаю! Как тут не простить? Одно платье чего стоит!

Это и есть самое приятное в Чарли: он прощает мне все и почти незамедлительно. Я на самом деле восхищаюсь им. Почти все, кого я знаю, таят зло целую вечность. Да и я тоже хороша: сколько дулась на Джулию, стащившую мои любимые трусики-«танга»! Йо-о-о, теперь придется сказать ему о коробочке!