– Чё-то мало! – засомневался Гуров. – Ты сколько заложил на тонну перевалки?

– Семь долларов, а что?

– Маловато будет. Бери десять.

– Нет, пан капитан. Я привязываюсь к Клайпеде. Там, как ты говоришь, десять. Но я прикинулся под перевальщика и по телефону спокойно выторговал два доллара. Главное у них, чтобы я подписался и обеспечил поставки в объеме не менее миллиона тонн в год. Так что, берем худший вариант – 7 долларов с одной тонны.

– Тебе видней, – согласился пан капитан. – Ты ж за старшего!

– А ты, против?

Одинцов уже давно не удивлялся капризам своего напарника. Он всё время будет чем-то неудовлетворен. И этому есть своё объяснение. Гуров бывший капитан и его гложет, что кто-то опять будет им командовать.

– Не обращай внимания, – недовольный сам собой, ответил пан капитан. – Главное, что этой бизнес-вуман среди нас не будет. А к тебе я привык. Так что, полный вперед!

– Нес, сэр! Обе машины работают, вперед полный!

В среду им больше подошла бы фраза «От винта!», ибо предстояло взлетать, а не отходить от причала. На удивление бизнесменов и особенно Одинцова, им пришлось лететь в американском «Боинге». Пану капитану, за всю его сознательную рыбью деятельность, случалось летать иностранными бортами. А капразу, с его перископным прошлым, не доводилось. Пока шла посадка, Одинцов с умным видом прошелся вдоль левого борта «Боинга 737» и сходу выявил массу капиталистических недостатков.

– Ё-маё! Пан капитан! Движок то у самолета какой-то не такой.

– Не понял? – выйдя из посадочной очереди, почти у трапа, произнес Гуров.

– Он же не круглый в диаметре.

– Та, главное чтоб взлетел, – совсем уж по-одесски парировал Гуров. – А там, под пиво, и посмотрим.

– Его ж ещё и посадить надо, а движки так низко посажены на крыло, того и гляди, не зацепили бы бетонку.

– Та не зацепят.

– Одно радует – раз американский, то салон должен быть шикарный, просторный.

– Это вряд ли. Они ж капиталисты и напихивают народу, как селедку в бочку. А тебе, с твоим ростом, вообще, лучше в проходе сидеть. Но не боись! Я ж не зря просил двенадцатый ряд, а там аварийный выход и есть где ноги протянуть. Для тебя старался. Как ты вообще на подводной лодке помещался?

– Эй! Вы там – летите или нет? – раздался голос стюардессы, прервавший дискуссию.

– Та летим, – невозмутимо ответил пан капитан, а капраз пошуршал в мозговых извилинах и с деловым видом спросил у стюардессы:

– Топливо, небось, ТС-1? Ась?

– Чего это? – не поняла самолет-леди в уже преклонном для летного состава возрасте.

– Я говорю, топливо ТС.

– Проходите гражданин, я стюардесса, а не бортмеханик.

– Капраз, – заметил Гуров будучи уже в салоне самолета, – даже я не знаю что такое твоё ТС, а она тем более не может знать.

– ТС – это топливо самолетное, – гордо произнес капраз и плюхнулся на свое место.

– Всё я предусмотрел, – заметил Гуров, усаживаясь в свое кресло, – кроме твоего ТС-а и откидных столиков – до них не дотянуться.

– Зачем они тебе?

– Затем! – вдохновенно произнес пан капитан и достал из своего портфеля шесть бутылок пива. – Придется держать в руках.

Стюардесса уловила мысль капитана, улыбнулась и вставила в рукояти кресел съемные столики.

– Кажется, у нас начинается служебный роман, – прокомментировал Гуров, жадно глатая набежавшую слюну, возникшую у него от легкого прикосновения стюардессы. Как он и обещал, самолет таки взлетел, и даже не зацепился за бетонку при посадке. Время пролетело быстро, как обычно, под байки пана капитана.

– В-о-о, заливает! Артист! Видать, рыбак! Под Задорнова косит! Нет, под Жванецкого! А это разве не он? – иногда раздавалось из задних рядов. – Граждане! Не мешайте слушать!

У Гурова всегда находились почитатели его таланта.

– Это тот самый, что нам лапшу вешал. За олигарха агитировал! – припомнил кто-то предвыборные баталии.

– А ты, уши и развесил, – тут же послышался достойный комментарий.

– Может, пан капитан все же умолкнет, – прошептал на ухо Гурову Одинцов. – А то, неровен час, побьют!

Они высадились в Домодедово и на маршрутке добрались до офиса нефтяной компании. Затем, мореманы получили пропуска, поднялись на лифте на пятый этаж и оказались в приемной нефгарха. На табличке, висевшей рядом с его дверью, было написано: «Вице-президент по геологии и нефтедобыче Строев Федор Петрович»

– Надо же, – заметил пан капитан, – уезжал на должность начальника департамента и уже вырос до вице-президента.

– Вот только должность у него, не связана с перевалкой, – с некоторой опаской заметил Одинцов.

– Не боись, вице-президент, он за всё отвечает.

– Вы сказали чаю? – не поняв последней фразы Гурова, спросила секретарша.

– Нам бы лучше к нашему бывшему шефу, попасть, – произнес Одинцов.

– Я бы вам всё же предложила отведать чаю, – невозмутимо сказала секретарша и стала готовить чай. – У нас бывает и по трое суток ждут аудиенции.

– Нам так нельзя, – встрял пан капитан. – У нас пароход на отходе. Так Николай Николаевич?

– Ну, да! – подтвердил капраз подмигивающему пану капитану. – Вы, главное, доложите. Он обрадуется нашему визиту.

Тем временем из кабинета нефгарха выпорхнул какой-то толстячок. Он вытер пот со лба и заметил секретарше:

– Фу! Отделался выговором. Спасибо Катюша! Главное вовремя отстреляться. С меня причитается!

Толстяк подошел к столу, выдвинул полочку и что-то положил ей туда.

– Мерси! – улыбаясь, произнесла секретарша и задвинула полочку обратно.

– Удачи господа! – напоследок проговорил толстячок и был таков.

– Вот, видите, – вдохновенно сказала секретарша, – человек из Перми приехал и сразу попал.

Мореманы переглянулись – с таким откровенным рэкетом они ещё не сталкивались. Нет, тут надо действовать по-морскому, напористо. Иначе, действительно проторчишь тут в Москве. А им ещё сегодня на последний вечерний рейс – не платить же за гостиницу. Одинцов без лишних эмоций подошел к двери нефгарха и уверенно дернул её на себя. Там в нише оказалась ещё одна дверь. Пришлось и её открывать. В большом зале в одиночестве сидел Строев и перелистывал какие-то бумаги. Он тут же положил их в папку, вышел из-за стола и пошел навстречу Одинцову, за которым с объяснениями семенила секретарша. За ней, похихикивая, плелся Гуров. Нефгарх обнял каждого из моряков, улыбнулся, заметив при этом Одинцову:

– Узнаю, капраза! Пошел в торпедную атаку?

– Есть, маненя, Федор Петрович.