И тут сквозь красную пелену максимальной перегрузки Хан увидел прямо перед собой темный на фоне солнца силуэт встречного самолета. Тот выскочил, как чертик из коробочки. В первое мгновение Макс решил, что это кто-то из его «мальчиков» подоспел на выручку командиру, чтобы снять с его хвоста британскую легавую. Но если бы это действительно было так, тогда у встречного самолета должен был быть желтый нос. Все истребители люфтваффе имели такую окраску Для мгновенного опознавания в бою «свой — чужой». Надежда сменилась разочарованием и страхом. Череда неприятных сюрпризов продолжалась! «Мессершмитт» задрожал и затрещал под ударами попавших в него снарядов. Словно отбойным молотком прошлись по капоту. На лобовом бронестекле прямо перед лицом летчика появилась вмятина с расходящейся паутиной трещин. Слава богу, стекло выдержало попадание пули или осколка!

До этого Хан никогда не слышал, чтобы кому-то удавалось на практике применить столь технически сложный прием охоты на противоходе, когда «гончий» истребитель гонит «зайца» на движущегося в его сторону против часовой стрелки охотника. Впрочем, возможно, роковая для Макса встреча действительно произошла случайно…

В таких случаях Хан всегда руководствовался принципом: «Смахивай фигуры с доски и сигай в окно!» В качестве радикального средства самоспасения Макс обрушил свой самолет в отвесное падение. Висящий на хвосте англичанин еще пытался за ним угнаться, но через несколько секунд отстал.

Над самой морской поверхностью Хан вывел самолет из крутого пикирования. Кабина наполнилась едким дымом, нестерпимо воняло сгоревшей изоляцией. Похоже, в поврежденном снарядом двигателе начался пожар. Первым порывом летчика было немедленно покинуть машину, чтобы не уйти вместе с ней в ледяную пучину. Он бросил ручку управления и рванул рычаг аварийного сброса фонаря. Быстрее выпрыгивать! Привязные ремни! Макс ударил по замку ремней и начал было подтягиваться вперед, собираясь перевалиться через борт. Но тут дым ушел из кабины, снесенный мощным воздушным потоком. Мотор, хоть и с перебоями, но продолжал работать. Никакого огня заметно не было. А главное, впереди уже появилась тонкая полоска береговой линии.

«Не паниковать. Все не так уж плохо. А в ледяной воде долго не протянешь. Пока спасатели подоспеют, им достанется окоченевший труп в надувном жилете. Не-ет, надо тянуть к берегу до последнего…»

Макс переложил самолет с крыла на крыло, скользя взглядом по зеркалам заднего вида. Массивный бронезаголовок над головой ограничивал летчику «мессершмитта» задний обзор, так что приходилось изворачиваться, чтобы убедиться, чтo за спиной никого нет. К счастью, можно было, наконец, перевести дух. Похоже, джентльмены в «спитфайерах» посчитали его сбитым. Что ж, это отличная новость! А где же свои? Чудом спасшийся эксперт не мог знать, что и собственные подчиненные считали исчезнувшего командира погибшим.

Самолетом становилось трудно управлять. «Мессершмитт» постоянно норовил завалиться на правое крыло. По ногам пилота струился бензин из продырявленного бензопровода, превращая человека в потенциальный живой факел…

Когда до берега уже было рукой подать, Макс попытался выпустить шасси. Но гидравлика не сработала. Пришлось на ходу переориентироваться на жесткую посадку «на брюхо». «Немедленно выключить двигатель и отключить подачу топлива! — приказал себе Хан. — Так, теперь застегнуть привязные ремни и покрепче притянуть себя к креслу. Отрегулировать спинку кресла таким образом, чтобы сидеть поглубже в кабине. В отсутствие над головой мощного колпака фонаря это далеко не лишняя предосторожность. Тогда, даже если самолет и перевернется, то мне не расплющит голову. Все. Вроде ничего не забыл… Господи, спаси!»

Как только исчез гул авиационного двигателя, остался лишь свист ветра и шум идущих к берегу волн, — пока длился бой, на море поднялся легкий шторм. Создавалось такое ощущение, будто ты на стремительном паруснике приближаешься к берегу и вот-вот корабельный киль заскребется о прибрежный песок.

Самолет планировал к полосе пляжа, едва не задевая крыльями пенистые гребни волн. У самой линии прибоя «мессершмитт» все же коснулся воды, и сидящего в его кабине летчика окатило холодными брызгами. Хан задержал дыхание и напрягся, готовясь к самому худшему варианту развития событий. Машина с грохотом врезалась в землю. Гладкая песчаная поверхность пляжа оказалась жестче бетона. Макс услышал Ужасный скрежет рвущегося железа. Лопасти винтов разлетелись в разные стороны, оторвало правое крыло. При ударе пилота с невероятно силой швырнуло вперед. Привязные ремни на плечах и пояснице лопнули. К счастью, Макс врезался лицом не в прицельное приспособление, иначе ему бы просто разнесло череп и вышибло глаза. Но все равно от сильного удара о приборную доску он отключился…

Макс очнулся от нарастающего шума. Вдоль линии прибоя прямо на него мчался самолет. Это был «спитфайр». Британскому летчику предоставлялась отличная возможность добить на земле своего воздушного противника. Хан вытер рукавом заливающую глаза кровь, чтобы видеть приближающуюся смерть. Бежать было уже поздно. Оставалось хотя бы умереть достойно. Нет, «Хайль Гитлер!» барон кричать не собирался. В эту религию он не слишком верил. Важно было даже наедине с самим собой ничем не выказать душевную слабость, встретить разящий свинец с гордо поднятой головой, как и подобает представителю славного дворянского рода. Поэтому Макс сидел и спокойно ждал смерти.

Но англичанин, не стреляя, с ревом прошел над самой его головой и повернул к родному берегу. На прощание, поднимаясь все выше, он покачал немцу крыльями.

Если бы не загадочный визит вражеского «спитфайера» Макс сгорел бы в собственном самолете. Когда он с трудом выбрался из своего «эмиля»,[123]самолет охватило пламя. А через несколько минут взорвались баки и боеприпасы. В душе Хана шевельнулось чувство жалости к погибшему боевому другу, на борту которого красовался его фамильный герб в виде треугольного щита с черным рыцарем, скачущим по золотому полю и девизом «Vae victis» — «Горе побежденным». Это был первый истребитель, который он потерял. Хотя Хан взял себе в качестве бортового номера вызывающую суеверный страх у большинства немцев цифру «13», верный «эмиль» ни разу его не подвел. Вот и сегодня с серьезными повреждениями дотянул до берега. «Крылатый рыцарский конь» заслужил великолепный погребальный костер. Словно прощальный салют, в небо взлетали красные, зеленые, желтые ракеты. Так взрывались различные боеприпасы. Фейерверк получился удивительно красивый…

Жители небольшого рыбачьего поселка смотрели на явившегося со стороны моря одинокого немца в спасательном жилете и парашютной сумкой в руках по-разному: многие с нескрываемым недоброжелательством, а кто-то и с любопытством. Впрочем, нелюбовь французов к оккупантам не помешала первому же аборигену, к которому Хан обратился с вопросом: «Где тут можно найти телефон?», проводить немца до конторы местного полицейского.

Сообщив о себе в часть, Макс почувствовал, что едва стоит на ногах от усталости и очень хочет есть. От пережитого напряжения у него дрожали конечности. Местный полицейский оказался добрым малым: вначале он перевязал незваному гостю разбитую голову, а затем любезно предложил ему кусок домашнего сыра, деревенский хлеб и стакан молока. Хотя, скорее всего, этот жандарм тоже в душе не любил «бошей».[124]