Медсестра, продолжая пребывать в состоянии легкого замешательства, ничего не ответила ему. Тогда Хан грустно произнес, ни к кому не обращаясь: «А еще говорят, что сестры милосердия умеют целить не только физические раны, но и душевные».

— А разве у вас болит душа? — опасливо поинтересовалась заинтригованная медсестра, не зная, чего еще ожидать от дерзкого пациента, и одновременно сладко предвкушая объяснение в любви.

Хан принялся жарко рассказывать юной романтичной особе, как потерял сон и аппетит после того, как увидел ее, и что даже в бою мысли о прекрасной незнакомке не дают ему сосредоточиться на борьбе с врагом.

— Вы не должны так изводить себя! — взволнованно воскликнула девушка. Она была удивительно хороша в своих белоснежных одеждах: блузке, фартуке и накрахмаленной шапочке с вышитым красным крестиком на лбу.

— Ну что я могу поделать! — сокрушенно вздохнул опытный обольститель. — Ведь вы наверняка не согласитесь провести со мной даже один вечер. А значит, мне остается только мечтать о вас.

Макс был уверен в своей победе, ведь в глазах этой девочки он был чертовски привлекателен: молод, но уже не мальчик, а опытный мужчина, окружен ореолом героя. Ведь женщины почти всегда любят не реального человека, а нарисованный в собственном воображении образ. А с этим-то в данном случае все как раз было в полном порядке. К тому же только недавно его собеседница перевязывала его раны и видела, как молодой воин морщится от боли, прикусывает губу, сдерживая стоны. А жалость к мужчине только усиливает любовь к нему женщины.

На следующий день Хан заехал за Алисой. Вместе с подругами она занимала несколько комнат в двухэтажном доме над частной пекарней. Специально для этой вылазки Макс раздобыл американский «каддилак» 1931 года с открытым кузовом «фаэтон». Здесь, во Франции, можно было получить все что угодно, достаточно было иметь свободные деньги и знать особых людей, у которых махинации — в крови. Двое таких типов обеспечивали Хану вольготное существование в свободное от боевых вылетов время.

Одного звали Поль. Он имел выправку офицера и всегда был одет с иголочки. Непременно носил трость с серебряным набалдашником и монокль. Кажется, раньше он служил в иностранном легионе. Второй сильно смахивал на бульдога: коренастый, ниже среднего роста, с полным лицом, обвисшими щеками и двойным подбородком. На его визитной карточке значилось: «Жорж Мартен, агент по поставкам». Красные глазки его всегда немного слезились. Да и хватка у него была действительно бульдожьей. До войны Поль и Жорж прозябали в мелких коммерсантах. И лишь с приходом немцев их бизнес по-настоящему развернулся — благодаря тесному сотрудничеству с оккупационными властями и особенно с гестапо.

Впрочем, многие французские коммерсанты и промышленники быстро преодолели собственное отвращение, диктуемое шатким патриотизмом, и неплохо нажились на поставках немецкой армии. Но лишь самые ловкие и беспринципные стали в эти «жирные годы» миллионерами. Именно к таким бизнесменам без моральных предрассудков принадлежали Поль и Мартен. У них на содержании состояла банда головорезов из местных уголовников и коллаборационистов. И парочка главарей карманной армии чувствовала себя в полной безопасности от криминальной полиции, ведь у них имелись специальные пропуска, разрешения на ношение оружие, выданные новыми хозяевами Франции.

Когда гестапо требовалось кого-то убрать чужими руками, Поль и Мартен занимались политическими убийствами, похищениями и прочими грязными делами. Впрочем, гораздо чаше они работали на себя. За их услуги немецкая тайная полиция сквозь пальцы смотрела на шалости своих внештатных сотрудников, которые брали в заложники детей состоятельных буржуа, вымогая у папаш крупные суммы, совершали прочие гангстерские проделки.

Однажды Мартен с гордостью признался Хану, что именно он изобрел пытку в ванной, чтобы заставить очередного «мешка с деньгами» подписать ему банковский чек или выдать тайник с ценностями.

Но Хана больше интересовало то, что его французские приятели являлись некоронованными королями черного рынка. За их услуги гестапо отдало им в управление бюро по поставкам всего необходимого интендантству Вермахта. Но это была только удобная ширма, которая позволяла спекулянтам получать баснословные прибыли, проворачивая многомиллионные сделки по покупке-продаже всего — от строевого леса, стали, меди, вольфрама и колючей проволоки до крупных партий коньяка, лекарств, американских грампластинок, женских чулок и презервативов.

От родителей Макс Хан регулярно получал крупные суммы и благодаря этому никогда не был стеснен в средствах. Через своих снабженцев он в любой момент мог за наличные достать для понравившейся девочки флакон дорогих духов «Шанель», а для себя — тонкое французское вино, шампанское, элитный сыр.

Стоило Максу накануне свидания с Алисой позвонить одному из французских приятелей, как через час его человек подогнал к проходной аэродрома великолепный автомобиль, на заднем сиденье которого находилась корзина с изысканной снедью. Осмотрев машину и «посылку», Хан остался доволен. В очередной раз он поблагодарил Бога за то, что Всевышний так мудро придумал людей, что и в большевистской России, и в оккупированной Франции всегда находятся типы, умеющие делать жизнь своих клиентов удобной.

* * *

Перед тем как увидеть Алису, Хану пришлось познакомиться с ее воспитательницей в чине штабсфюрерин.[133]Это была женщина-солдафон. Ее звание Макс определил по четырем шевронам на рукаве. Вообще-то она больше напоминала надсмотрщицу: в полувоенном приталенном кителе, юбке серого цвета, пилотке с нацистским орлом, в вырезе мундира — белая рубашка и галстук с эмалированной брошью, на которой черный орел сжимает в копях красный крест. На бледном невыразительном лице сгустками энергии выделялись бесцветные глаза, прожигающие собеседника цепким недоверчивым взглядом.

Начальница Алисы уже была осведомлена о визите летчика и учинила ему форменный допрос. Ее интересовало все: куда гауптман собирается везти ее подчиненную и когда привезет девушку обратно, женат ли он, и т. д. Примерно чего-то такого Макс ожидал и готовился, но как это нередко бывает, жизнь превзошла самые смелые его прогнозы.

— Торжественно клянусь, фрау, — Макс любезно улыбнулся «классной даме» и поднял руку как при судебной присяге, — я никогда не носил синей бороды, и с вашей воспитанницей не случится ничего плохого.

Но допрос с пристрастием продолжился и после того, как к машине подошла Алиса — грациозная, хрупкая и настороженная. Максу еще предстояло завоевать ее доверие. А пока они, словно пара школьников, были вынуждены отвечать на вопросы строгой «учительницы». Молодые люди провели десять весьма неприятных минут. Когда надсмотрщица наконец отошла от машины, Алиса виновато шепнула Хану:

— Не обращайте внимания. Наша «аббатиса»[134]считает мужчин исчадием ада. И постоянно твердит нам, чтобы мы не доверяли военным, так как им «только одно от нас нужно». Она занимает большой пост в национал-социалистическом женском союзе, а к нам прикомандирована временно — для получения армейского стажа.