— Ты? — выдохнул Виктор.

— Я…

— Что с Костоправом? — спохватился он.

— Спит.

— На посту?!

— Он очень устал, не сердись на него. Пусть поспит. Я смотрела — опасности нет.

— А-Ка?

— Тоже спит.

«Ну да… — подумал Виктор. — Стрелец должен дежурить последним. Так чего бы ему не спать?»

Они говорили шёпотом, словно вокруг бродила толпа кровожадных мутантов.

— А ты почему здесь? И в таком виде?

— Неужели не понятно?

Он растерянно хлопал глазами. Было не понятно. Не совсем понятно. Пока. Спросонья. После ТОГО сна. После ТЕХ мыслей.

— Хотела к тебе… с тобой… тебя… — вновь зашептала она.

— Придушить меня хотела? Прирезать? — Виктор спрашивает, прекрасно осознавая, насколько глупо и нелепо звучат подобные вопросы-обвинения в таких обстоятельствах.

Чтобы убить, не нужно раздеваться донага.

— Придушить? Прирезать? — повторила она.

В глазах — непонимание…

— Зачем?

И — удивление, быстро перерастающее в возмущение.

— Обнять тебя хотела. Любить хотела. Отблагодарить.

— За что?

— Как за что?! За то, что вытащил меня из костра. И за то, что не бросил, когда за нами гнались железные люди. Только сейчас возможность представилась. И я… Удовольствие тебе хотела доставить.

Девушка потупила взор. Добавила:

— И себе тоже. Но если ты не хочешь, то…

Все это было как-то уж очень неожиданно.

— Ты вовсе не обязана этого делать.

— А если я хочу это сделать? — красные или черные… или черно-красные… или красно-черные глаза снова смотрели на него. — Для тебя. С тобой. А ты? Ты хочешь?

Руки Костяники вновь коснулись его горла. Но это было не так, как во сне. Сейчас его не душили. Его ласкали. Длинные гибкие пальцы скользили по коже, по горлу, подбородку, щекам, лбу. Потом пришло время губ. Поцелуй. Еще, еще, еще. Чаще, больше, страстнее…

Было приятно. Спокойно. Умиротворенно. Хорошо было. И больше всего оттого, что он ошибся в своих смутных тревогах и подозрениях. В этот раз его не обманули, не ударили исподтишка в спину. В этот раз к нему пришли благодарить.

И любить.

«Ты хочешь?» — еще звучал в ушах томный шепот Костяники.

Что за вопрос? Еще как!

Куда-то уходила усталость. Приходило другое. Он помогал гибким пальцам Костяники расстегивать застежки и пуговицы.

Та безмолвная, скоротечная едва-едва осознанная близость, связавшая их в седле быконя во время бегства от Инквизиторов, крепла. И теперь уже близость совсем иного рода оплетала их туже плотоядного мха-сосунка.

Вскоре одежда Виктора лежала на полу. А на одежде лежала Костяника. И Виктор снова был на ней и над ней. Но вовсе не для того, чтобы убить Костянику.

Чтобы любить.

Она приглушенно стонала.

— Люблю! Люблю! Люблю тебя!

Худенькое гибкое тело извивалось под ним. В глазах без зрачков растворялась темнота и тонул лунный свет. Руки гладили обнаженную спину Виктора так, словно спешили обхватить его всего и сразу.

Глаза в глаза, губы в губы…

Девушка была счастлива и дарила счастье ему.

Девушка — не мутантка! Как о мутантке о Костянике он больше думать не мог. Да, красные глаза. И что с того? Да, необычайно подвижные гибкие суставы? Ну и подумаешь! Она все равно человек. И это неправильно, что человек должен жить, нет, выживать в Котле, полном нелюдей.

«Больше она здесь не останется, — твердо решил про себя Виктор. Теперь уже решил окончательно. — Костяника поедет с нами. Со мной».

И горе тому, кто попытается этому воспрепятствовать.

— Золотой, девчонка съеба… Опа!

Костоправ, возникший в пустом дверном проеме, осекся и ошалело вытаращился на голую Костянику в объятиях Виктора.

Поднял руки, протер глаза. Видать, решил спросонья, что привиделось.

Виктор прикрыл девушку своей одеждой.

— От-мля! — наконец с трудом выдавил из себя лекарь.

— Ну и чего пялишься? — буркнул Виктор.

— А ты чего творишь, купец? — Костоправ вновь обретал дар речи. — Она же… Блин, Золотой, ты совсем оху…

— Слышь, помолчи, умник! — поморщился Виктор. — Когда спать на посту перестанешь, тогда и других жизни учить будешь, понятно? А пока топай обратно и додежуривай. Скоро сменю.

Крыть было нечем. Сон на посту, как ни крути, — серьезный проступок. Особенно в Котле. Особенно в Большом. Костоправ предпочел ретироваться.

Но не успокоился.

— Ну, нихренашеньки ж себе! — гулко донеслось из коридора.

Лекарь был под впечатлением и, кажется, никак не мог поверить в случившееся. Осмысливал, бедняга.

Виктор улыбнулся. Костяника тихонько хихикнула.

— Ты чего бродишь, Костоправ? — послышался встревоженный голос А-Ка. Видимо, Стрельца разбудил шум. — Почему не на посту? Где девчонка? Что с Золотым?

— Да ничего, — вновь раздалось недовольное бухтение Костоправа. — Все нормально. Золотой там… у себя… С Клубникой нашей…

— С Костяникой?

— Ну, это кому Костяника, а кому — самая натуральная клубничка.

«Вот гад!» — без особой, впрочем, злости подумал Виктор.

— Не понял? — голос у А-Ка действительно был сонный и непонимающий.

— И не хрен тебе понимать. Короче, Золотой с красноглазкой вместе… того…

— Чего того-то? — Да, определенно, Стрелец еще не проснулся.

— Чего-чего! — сварливо отозвался Костоправ. — Трах… м-м-м, ну, маршрут они обсуждают, короче.

— Какой, на фиг, маршрут? — еще больше озадачился Стрелец.

— Дальнейший, мля. Спи!

* * *

Утром Виктора снова разбудила Костяника. Непривычно так. Нежным поцелуем в губы. На этот раз девушка была в одежде и выглядела бодрой.

— Пора вставать, — улыбнулась она. — А-Ка уже седлает ваших ездовых зверей.

— А Костоправ где?

— Спит.

— Как? Опять? — усмехнулся Виктор.

Потянулся. Зевнул.

— Я не нанималась его будить, — девушка поджала губки.

Обижается на лекаря? Или тут другое? Костяника вся аж зарделась. Неужели стесняется? А похоже! Костоправ застал их ночью вдвоем, и за таким делом. Надо же, какая стеснительная девочка…