— С этим я могу разобраться.

И его зверь золотистой тенью прыгнул из него в меня. Какбудто острие метафизического ножа вонзилось в меня, потом сквозь меня вДжейсона, и вдруг я оказалась в середине всей этой силы, боли и ярости. Зверьпитается болью и яростью. Я осталась стоять на коленях, ловя ртом воздух, не всилах вскрикнуть.

За меня вскрикнул Джейсон, и его зверь стал уходить от него— нет, в него, будто что-то огромное запихивали в и без того полный чемодан. Ноэтим чемоданом было тело Джейсона, и чемодану было больно. Я ощущалавыворачивание костей, отщелкивание и присоединение мускулов. Черт, ну и больноже! До меня долетела далекая мысль Ричарда, что это так больно, потому чтовынужденно. Когда сопротивляешься перемене, получается больнее.

Мех будто всосался обратно в бледную кожу, которая подняласьсквозь него, как нечто, вмороженное в лед, вытаивает на поверхность. Джейсоновотело снова лепилось в форму, и мех уходил в него, двигались кости и мышцы. Всетонуло в нем, пока он снова не стал собой, лежа бледный и дрожащий в лужежидкости. Она пропитала мои джинсы от колен вниз. Джейсон перекинулся, но непожрал, и теперь его вынудили перекинуться еще раз на протяжении получаса.Может быть, если бы ему дали подкормиться, с ним было бы все в порядке, носейчас он лежал, дрожал, сворачиваясь в комок, стараясь удержать оставшеесятепло и занимать поменьше места. И Джейсон, как и Калеб, понимал, что ко мнесейчас прикасаться не стоит.

Он больше не представлял опасности для Калеба. Пока неотдохнет, он ни для кого не будет представлять опасности. Вообще-то даже...

Я глядела на круглые ягодицы, такие гладкие, твердые,нежные. Глядела на это голое тело, и не секс у меня был в голове. Ричард толькодал мне выбор блюд.

Я посмотрела в свое видение, на Ричарда, где он был виденотчетливо, а все остальное в тумане.

— Я могу думать только о том, чтобы вонзить в негозубы. Ты его сделал беспомощным, а мне нужно есть, потому что есть нужно тебе.

— Я себе найду что-нибудь поесть. Я наемся, но у тебяне на что там охотиться, Анита. Ты же не хочешь никого из них рвать.

Я взвыла громко и долго, выпуская досаду в джип, выливая ееизо рта, обжигая себе горло, потом сжала руки в кулаки и шарахнула по бортумашины. Металл застонал, и я заморгала, глядя, что натворила. Вмятина. Круглаяямка размером с мой кулак. Мать твою.

Калеб тихо пискнул. Я поглядела на него и видела толькомягкую плоть живота, почти ощущала ее у себя на зубах. Нагнувшись над Калебом, ястала обнюхивать его живот. Не помню, когда я подобралась так близко.

— Анита! — позвал меня Ричард.

Я подняла глаза, и он действительно был передо мной. Онотпихнул руку Джемиля и привалился к борту ванны. Потом пробежал руками погруди, трогая пальцами соски, потом рука пошла ниже, и Ричард поднялся из воды.Она стекала по нему серебристыми струями, все ниже, ниже. По животу, по полоскеволос, рука спустилась еще, взяла его, стала с ним играть. Он рос у меня наглазах, и голод сменился, будто его переключили. Но как только голодпревратился в желание, запылал ardeur. Он восстал из середины моего существакак огонь, ширясь, ширясь, и рука Ричарда, тело Ричарда раздували жар, ревущейпеленой заставляли его накрывать мое тело.

Но Жан-Клода здесь не было, чтобы нам помочь, а Ричардсегодня не мог поставить щит. Ardeur пробежал по метафизическому шнуру и ударилв Ричарда как грузовик на полной скорости. У него выгнулась спина, рукаконвульсивно сжалась, и сам он рухнул на край ванны, оставив ноги в воде.

Я смотрела в огромные карие глаза, в лицо, опустевшее безобрамлявшей его гривы, и видела, как ужас борется с желанием. Наверное, раньшеон не испытывал ardeur в полной его силе. Его ошеломило, смяло, лишило дыхания,но ненадолго. Я знала, что ненадолго.

И я сказала ему то, что он сказал мне:

— Ты можешь обратить ardeur в голод, но на ком-то илина чем-то нам сейчас надо кормиться. Для чего-нибудь другого слишком поздно.

И даже его голос у меня в голове прозвучал сдавленно:

— Мне и лучше, и хуже. Кажется, я могу теперьохотиться. Раньше я не мог двигаться.

— У всякой вещи есть хорошая и плохая сторона, Ричард.

Я злилась на него — сдержанной горячей злобой, и онапомогала мне брести по воде, которой был ardeur, по воде, которая хотелапоглотить меня, утопить в желании. Но я лелеяла злость и шла по воде вперед изовсех сил.

Я почувствовала, как сменился его голод, как подвело у негоживот желанием мяса и крови, желанием драть добычу, и только далеко-далекоосталось желание сексуальное.

— Я пойду на охоту, и все будет в порядке, надеюсь.

— Это мне не очень поможет, Ричард, — ответила я,и злость даже прошла по нашей метафизической связи, как по проводу.

— Прости, Анита, я не понимал. Я не хотел.

Я знала в этот миг, что могу превратить его голод обратно вardeur. Как он заставил Джейсона сменить форму, так и я могла заставить егоголод принять форму по моему выбору. Знала, что могу плеснуть ему на кожумагией и заставить кормиться так, как придется кормиться мне. Но я не стала. Онсделал это по неведению, и я не могла ответить тем же намеренно.

— Иди охоться, Ричард.

— Анита... я не хотел...

— Ты никогда не хочешь, Ричард, само выходит. Теперьубирайся из моей головы, пока я не сказала такого, о чем мы потом оба пожалеем.

Он потянулся прочь, но разрыва не было. Обычно, когда у негощит становится на место, то будто захлопываются подогнанные металлическиедвери. Сегодня мы будто цеплялись друг за друга, как ватные, как оплавленныеледенцы, которые, даже если их растащить, остаются одним целым. Я хотелаподтащить его к себе, вплавиться в его тепло, пока мы не станем единой липкоймассой, и сегодня Ричард не мог бы мне помешать. Не смог бы не допустить меня ксебе.

Проснулся Жан-Клод. Я ощутила, как распахнулись его глаза,как он сделал первый жадный вдох, наполнился жизнью. Очнулся.

— Он проснулся! — Джейсон глядел на меня синимиглазами.

— Знаю, — кивнула я.

Натэниел заговорил так, будто понял из нашего разговора кудабольше, чем следовало.

— Мы уже почти у «Цирка», Анита.

— Сколько нам еще ехать?

— Минут пять или меньше.

— Сделай, чтобы было меньше.

Джип рванулся вперед, набирая скорость. Я вползла на заднеесиденье и крепко пристегнулась ремнем. Не на случай аварии, а чтобы нераспустить себя, пока мы не приедем в «Цирк» — и к Жан-Клоду.

Ardeur овладевал мной, и я билась с ним. Я билась с ним вмашине по дороге в «Цирк». Билась с ним, когда бежала от стоянки и колотила вовходную дверь. Пролетела мимо удивленного Бобби Ли, кое-как сумев сказать: