– Не останавливайся, Николас. – Она уткнулась лицом в его руку, чтобы заглушить стоны наслаждения, рвущиеся наружу. – Не останавливайся, не останавливайся.

Собственные слова показались ей еще более чувственными, чем его, и похоть охватила тело огнем. Ее бедра двигались в одном ритме с его пальцем.

– Ты меня хочешь? – спросил Николас.

Она не ответила, но ее молчание словно придало ему настойчивости.

– Нагнись вперед.

Белинда повиновалась, для равновесия схватившись за два шеста с хмелем, и в этот же миг его мужское достоинство прикоснулось к заветному отверстию, готовое войти, как только она скажет ему то, чего он хочет.

– Ты такая мокренькая, любовь моя, – бормотал Николас, продолжая ласкать ее пальцем. – Совсем готовая. Ты должна меня хотеть. Можешь сказать это?

Белинда подалась бедрами назад, задвигала ими, желая, чтобы он вошел и прекратил эту пытку. Тугой корсет и ощущения, которые вызывал в ней Николас, не давали дышать. Воздуха не хватало, каждый вдох давался с трудом, желание переполняло ее, тело короткими рывками дергалось вместе с его рукой.

– Хочу, – выдохнула Белинда, на большее ее не хватило.

– Недостаточно, – сказал Николас, быстрее заскользив пальцами.

Она уже чувствовала приближение оргазма. О боже, вот он, уже вот…

– Я люблю тебя, – выдохнул Николас. Он дышал так же прерывисто, как и она. – Люблю тебя и хочу быть в тебе. Но сначала ты должна сказать, что тоже меня хочешь.

Еще одно движение его руки, и Белинда кончила.

– Да! – всхлипнула она, содрогаясь, и ее голос зазвенел над полем. Белинда была слишком переполнена ощущениями, чтобы волноваться, даже если весь мир услышит ее крик. – Я хочу тебя, хочу! Да, да, да!

Николасу больше ничего не требовалось. Он вошел в нее, вонзаясь глубоко, и Белинда кончила еще раз, и еще, и всякий раз ей казалось, что она рассыпается на кусочки, и рвутся цепи, удерживавшие ее целую жизнь. И в этом водовороте Белинда услышала, как кричит Николас, и ощутила, как он, содрогаясь, вонзается в нее все глубже и глубже. А затем Николас затих, все так же удерживая ее за талию, и ничего больше не осталось в мире, и только их прерывистое дыхание нарушало сонную тишину дня.

Наконец Николас ослабил объятие и отодвинулся. Опустил на Белинде юбки, расправил их и повернул ее к себе лицом. Поцеловал, приподняв пальцем подбородок и заставив посмотреть себе в глаза.

– Рад, что ты все-таки сказала это, – произнес он, хрипло засмеялся и взял ее разгоряченное лицо в свои ладони. – Не знаю, сколько бы еще я смог выдержать. – Николас поцеловал ее в губы долгим, сладким поцелуем, полным нежности. – Я люблю тебя.

И выжидающе посмотрел на Белинду, и она знала, чего он хочет, но была пока не готова. Не уверена. И ничего сейчас не соображала.

Николас снова ее поцеловал и отпустил. Повернувшись, взял корзинку и зашагал по ряду, а заметив, что Белинда за ним не идет, остановился и оглянулся.

– Ты что, остаешься? Нам еще нужно успеть на поезд.

В поезде, окруженные людьми, они почти не разговаривали. На вокзале Виктория расстались, каждый взял отдельный кеб, чтобы добраться до дома. В любовных связях нужно вести себя осторожно, особенно в городе. Но Николас должен был знать, когда снова с ней увидится, и помогая Белинде забраться в экипаж, окликнул ее.

– Белинда.

Она обернулась, стоя одной ногой на подножке и опираясь на его руку. Николас слегка сжал ее пальцы.

– Я должен с тобой увидеться. Давай встретимся завтра.

– Где?

– В твоем доме? В отеле? Где угодно.

– Как насчет «Клариджа»? – Белинда улыбнулась. – На чай?

Николас застонал.

– Я имел в виду номер, – пробормотал он, – а не чайную комнату.

Она покачала головой.

– Не могу. Слишком много американцев в отелях. Кто-нибудь может меня узнать, в холле или коридоре. Я не могу рисковать.

– В твоем доме?

Белинда опять помотала головой, и Николаса охватило отчаяние. Должно же быть такое место!

– «Лилифилд». В четверть шестого. К этому времени все уже разойдутся.

– Хорошо, – шепнула она.

Николас поцеловал обтянутую перчаткой руку и отошел назад, глядя, как кеб отъезжает и вливается в транспортный поток, запрудивший узкий выезд на улицу Виктории.

– Милорд.

Николас обернулся и увидел за спиной Чалмерза.

– Ваш кеб ждет. Багаж уже погружен.

– Ну так поехали.

Едва минуло шесть часов, уличное движение в Лондоне стало сравнительно спокойным. Джентльмены, возвращающиеся из Сити, уже добрались до дома, а у светского общества как раз наступила короткая передышка между чаепитием и обедом. Николас добрался до Саут-Одли-стрит без четверти семь.

Но едва он успел подняться наверх и приказать камердинеру набрать ему ванну, как в дверь спальни постучали.

– Это Денис, – произнес человек за дверью. – Можно войти?

– Конечно, – крикнул Николас, развязывая узел на галстуке. Но пальцы его замерли, едва друг вошел в комнату. Хватило одного взгляда на лицо Дениса, чтобы понять – произошло что-то плохое.

– В чем дело? – спросил он. – Что случилось?

– Если бы ты сегодня не вернулся, мне бы пришлось телеграфировать тебе. – Денис закрыл за собой дверь и со вздохом прислонился к ней. – Это конец. Вся эта история кончена.

– Какая история?

– Пивоварня, разумеется. Ей конец. Мы не можем больше этим заниматься.

– Почему? Ради бога, Денис, – добавил Николас, не дождавшись ответа. – Неизвестность меня убивает. Выкладывай, старина.

Друг сделал глубокий вдох и заговорил:

– Отец отозвал свои вложения. Не будет ни финансировать, ни покупать акции.

– Что? – Вместо слова вырвался какой-то гортанный звук. Николасу казалось, что его ударили в живот. Нахлынула паника, но он постарался ее подавить. – Почему, ты знаешь?

Денис покачал головой.

– Нет. Все, что мне известно… – Он замолчал, откашлялся и посмотрел на Николаса с таким выражением, что сразу стало понятно – причина весьма скверная. – Все, что мне известно – вчера к нему явился Лэнсдаун. Не знаю, о чем они говорили, но после этого старик позвал меня и был белым как мел. Сказал, ему очень жаль, но он не может нас финансировать.

– Лэнсдаун, – пробормотал Николас, сильно потерев лицо руками. – Этого следовало ожидать.

– Вообразить не могу, о чем они говорили, – продолжал Денис. – Коньерс отказывается обсуждать эту тему, но в любом случае это ужасно.