Да и зачем Калли выдумывать такое? У нее нет никаких причин мне лгать. Мы не близкие подруги, но общаемся мы неплохо. Я вообще не хочу дружить с девчонками и иметь дело с их вечной драмой и идиотскими слухами.

О нет, парень не позвонил мне, хотя сказал, что позвонит.

Мы с мамой поругались из-за карманных денег.

Папа посадил меня под домашний арест за то, что я тайком выбралась из дома.

Это выдуманные проблемы, которые и яйца выеденного не стоят – по крайней мере, с моей точки зрения.

Я раздраженно смахиваю с экрана фотографии и пытаюсь прикинуть свои варианты. Кто сейчас мой реальный противник? Джастин? Кортни?

Я звоню ему, но сразу же попадаю на автоответчик. Звоню еще раз – та же история. Шлю ему фото, но оно возвращается неотправленным. Что за хрень? Я пишу ему смс. Ситуация повторяется. Я проверяю, остались ли у меня средства на счету, голова гудит, словно барабан.

Этот ублюдок меня заблокировал.

Я начинаю рыдать, все мое тело неконтролируемо трясется. То, что он не верит, что наш ребенок от него, – это просто плевок в лицо. Но то, что он не просто трахался с моим заклятым врагом, но и умудрился ее обрюхатить, – это уже удар под дых.

Не может такого быть. Это какая-то ошибка. Он же не мог настолько небрежно подойти к вопросу предохранения сразу с нами обеими.

Конечно, Кортни может показаться милой – если вам нравятся взбалмошные блондинки без малейшей индивидуальности, но зато с богатеньким папочкой. Кому такое может не понравиться?

Я закатываю глаза.

Кортни – единственная, кому каждый раз удается вывести меня из себя, буквально уничтожить словами, и Джастин знает это. Он не стал бы так делать. Он не стал бы.

Или все-таки стал?

Я шарю в кухонном шкафчике, пытаясь найти парацетамол – головная боль меня просто убивает. Нахожу баночку и засовываю ее в рюкзак.

Затем я слетаю вниз по лестнице, яростно чеканя шаг, все в тех же черных леггинсах, что и обычно – из-за беременности практически никакие другие мои штаны больше на мне не застегиваются. Из-за беременности и из-за Джастина.

Я выхожу из дома и иду на занятия, сжимая телефон в кулаке. Никогда я еще не хотела попасть в школу так сильно.

Потому что когда я туда доберусь, Джастин за все заплатит. И Кортни тоже.

Шарлотта

Этим утром я долго не могу выбраться из постели, просто лежу и читаю свежую газету. Мне нравится читать настоящие, нравится ощущение бумаги под пальцами.

Затем я кладу руку на живот, провожу по нему ладонью, поглаживая. Старый шрам уже почти и не чувствуется.

На меня снова накатывает ощущение дежавю, и я словно заново переживаю все свое горе.

В каком-то смысле, наверное, так и есть.

Я складываю газету и откидываюсь на подушку, мои мысли снова возвращаются к отношениям с Джонатаном Рэндаллом.

Мы были полными противоположностями. Я была жаворонком и вставала рано, он же был совой. Я предпочитала начинать свой день, удобно устроившись за кухонным столом с чашкой кофе в одной руке и газетой в другой, а Джонатан ненавидел сидеть на месте. Ему всегда нужно было чем-то заниматься, и особенно сильно он любил делать что-то своими руками. Строить или ремонтировать. Джонатан вечно заявлял, что у него аллергия на монотонную суету – он называл это «традиционный уклад корпоративной Америки».

Встретились мы по счастливой случайности, как и большинство парочек того времени. Впрочем, теперь бы я не назвала эту случайность счастливой.

Тогда для знакомства нужно было общаться с человеком лицом к лицу – никаких приложений, которые предлагают тебе список людей, основанный на твоих предпочтениях, а ты просто выбираешь из него, смахивая фотографию вправо или влево.

Джонатан тогда устанавливал систему кондиционирования в школе, где я работала. Это была моя первая работа после выпуска из колледжа. Получить степень мне было сложно, но мне это удалось, и теперь я уже год как преподавала пятиклассникам.

Джонатан был непохож на парней, с которыми я встречалась в старшей школе и колледже. Он успел пожить. Точнее, он вел жизнь, разительно отличавшуюся от моей собственной и жизни тех, кого я привыкла видеть вокруг.

Джонатан был полной противоположностью любого мужчины, с которым я когда-либо встречалась. К тому же, моя мать его на дух не переносила, что делало его в моих глазах только привлекательнее. Он не пытался выглядеть небрежно и грубовато, как это делали другие, нацепляя на себя фланелевые рубашки и тяжелые армейские ботинки, – он и правда таким был. Водил мотоцикл, охотился на оленей, рыбачил, любил уехать на машине куда глаза глядят – и брал с собой только консервы и карту. Предпочитал проводить время на природе, а не общаться с людьми. Большую часть времени Джонатан был тих и сдержан. А потом вдруг все резко менялось. Когда он выходил из себя, его было невозможно успокоить, и я быстро познакомилась с этой чертой его характера.

Когда мы встретились, Джонатан был уже разведен. Он был старше меня на пять лет и уже имел маленькую дочь, но утверждал, что бывшая жена не позволяет ему с ней часто видеться. Она все еще звонила ему, рыдая или крича, чтобы тут же повесить трубку.

Я закрываю глаза, и меня захватывают воспоминания.

Был ноябрьский день, самая середина праздников, втиснутых между Хэллоуином и Рождеством. Зима в том году вообще выдалась особенно холодной. Жители Среднего Запада, конечно, каждый год жалуются на плохую зиму, успев за жаркие летние месяцы подзабыть погодные перепетии прошлого сезона, но та зима особенно отпечаталась в моей памяти. Может быть, из-за того, что случилось.

Я помню это очень четко: облачное небо, за окном минусовая температура, а беременность превращает любую проблему в невыносимую. Мы с Джонатаном живем вместе всего несколько месяцев, но беременна я уже пять месяцев.

Я сбежала от властной матери к деспотичному мужчине. Мы снимаем маленький домик – в нем всего одна крошечная спальня. Ну и, конечно же, подвал.

В крови бушуют гормоны, и мы ругаемся с Джонатаном чаще обычного – каждый раз из-за какой-то ерунды. Кто должен мыть посуду, что смотреть по телевизору, почему он не может за собой убрать. То, что я разрываюсь между двумя мужчинами – Джонатаном и Ноем, делает ситуацию только хуже.

Вот только Ной женат.

В тот субботний день машина останавливается у нашего дома с визгом автомобильных покрышек. Я отодвигаю тонкую занавеску и выглядываю в окно – это Джонатан. Он захлопывает дверцу машины с такой силой, что с крыши падают сосульки, и, заваливаясь в дом, чуть не сносит дверь с петель.

Я удивленно отступаю на шаг.

– Ты сегодня рано. Погода плохая?

Вместо ответа Джонатан хватает меня за локоть, подтаскивая к себе.