— Привет, Дивер, а мы тебя обыскались. Где прохлаждался? — спросил командор Хьюго, облегченно вздыхая и утирая пот со лба.

— Да вот, нашел себе новое тело… Мозг этого существа уже почти умер, — объяснял Дивер, — но нервные окончания еще сохраняли чувствительность за счет спинного мозга. Это существо сильно страдало, и я предложил взять часть боли на себя. Оно долго колебалось, даже пыталось меня съесть, посылало куда-то импульсы, но ответа не получало. Потом, испугавшись смерти и пустоты, неожиданно согласилось. Сейчас оно совсем неагрессивно, я взял на себя управление его основными функциями, но в боку побаливает…

— У него или у вас? — спросил лейтенант Секач.

— У нас, — емко ответил Дивер.

— А память, память твари сохранилась? — нетерпеливо спросил мистер Хьюго.

— Частично, — чуть подумав, сказал Дивер. — Странные какие-то воспоминания: тепло тела матери, сладкий вкус ее молока, крови и мудрость ее мозга.

— Он что, сожрал свою маму? — охнул лейтенант Секач.

— Что-то вроде этого, — попробовал объяснить Дивер, — но исключительно в добровольном порядке. Так они получают необходимый набор и генетическую информацию для того, чтобы передать ее будущим поколениям.

— Какая гадость, — сказал мистер Джош, сморщившись.

— Ничего не поделаешь, традиции данного вика, — сказал Дивер, а монстр развел передними лампами, мол, мы же ваши традиции не обсуждаем. — K примеру, монстры ненавидят человеков, то есть вас, людей, за искусственное прерывание беременности. Убивать своих собственных зародышей они считают величайшим преступлением, а людей — самыми безнравственными существами во Вселенной…

— Но у людей давно уже не проводятся аборты, — удивился мистер Джош.

— Но законом они до сих пор разрешены. И даже не в том дело, на подсознательном уровне человеки, то есть люди, не видят ничего ужасного в самой системе искусственного прерывания беременности. Извини, Хью, но мы, цитхи, тоже этого не понимаем.

Вообще-то Дивера с его дефектами речи и так понять было трудно, а уж когда он начинал объяснять сложные вещи…

— Ладно, Дивер, давай отложим глобальные темы на потом, — поторопил друга командор. — Скажи, он знает, будут ли нас еще сегодня атаковать.

Дивер подумал:

— Нет, по крайней мере, в данный период времени не собираются. Они получили сигнал об отступлении неожиданно откуда-то «сверху». Я не совсем понял, что значит «сверху», но сигнал очень сильный, полностью направляющий действия.

— Тогда спать! Всем спать! — скомандовал мистер Хью. — Скоро утро, сегодня нам понадобятся силы, много сил.

— Дивер, ты вместе со своим чудовищем давай двигай в угол…

— А нельзя ли, — смущенно пробормотал Дивер, — покормить этого монстра? Честно говоря, я очень проголодался…

Не могу сказать, что это была лучшая ночь в моей жизни. Вернее, не ночь, а утро, потому что мистер Хью разрешил нам лечь спать, только когда на улице стало совсем светло. Я ворочался — не мог уснуть от возбуждения. Надо же, я сплю в одной комнате с живым монстром. Вон его туша в углу, вся пластырем оклеенная, это его мистер Джош сначала из своего карабина отделал, а потом лекарствами из персональной аптечки лечил. Забавно, да? Остальные монстры дохлые, мы с мистером Хьюго еще раз проверили на всякий случай, особенно тех, что остались валяться на полу в жилом отсеке. Дивер монстра своего усыпил и снова в свой мешок полез. Очень вовремя, такая удобная подушка сейчас очень кстати, я бы еще минут тридцать на массу задавил…

И мне снова приснился сон. Какой-то странный. Что я — пилот Алан Зитцдорф собственной персоной! Только мне очень плохо. Потому что я, Алан Зитцдорф, заперт в коробке с молочным коктейлем.

Нет, ну скажите, какой идиот, какая сволочь додумалась… Да нет, что я говорю? «Додумалась»? Каркая сволочь осмелилась запереть, заточить лучшего пилота всех времен и народов в коробку с молочным коктейлем?!! Причем в такую тесную коробку. А еще противнее, что к прозрачной стенке коробки то и дело подходят толпы идиотов и мне надо делать вид, что этот коктейль мне до чертиков нравится и надо снова и снова пить его и улыбаться.

А еще мне было очень тоскливо. Потому что закатилась моя счастливая звезда. Да и была ли она? Освещала ли она мой путь все эти годы, или принимал я за свет далекой звезды кормовой прожектор выходящего на разгон ржавого торгового корыта? Еще вчера я, Алан Зитцдорф, — герой космоса, лучший пилот Вселенной, «мужественное лицо нашего космофлота», как выразился недавно президент Межгалсоюза. А сегодня? Сегодня я разоблаченный контрабандист, разносчик космозаразы и просто истеричка. За которым охотится к тому же этот ужасный Центр БР. Да о чем говорить?!! При чем здесь какой-то мифический центр? Меня сегодня чуть не сожрали ужасные твари, место которым лишь в фильмах ужасов для подростков, а уж никак не в реальной жизни. И главное, я же сам их, этих тварей, меня пожрать желающих, сюда и привез. И все сходится, точно так, как говорит этот чертов диспетчер: тогда, на Дессее, монстры напали на город ровно через неделю после того, как я скинул из грузового отсека своей «Барракуды» в местные болота шесть контрабандных контейнеров. А уж потом я, Алан Зитцдорф, геройствовал, спасая людей и остальных разумных существ от тварей, которых сам же на эту планету и привез! Смешно! Что же я скажу перед лицом трибунала Космофедерации? А трибунал будет, точно будет, этот легионер, он так просто Алана Зитцдорфа не отпустит… С другой стороны… нет, вот как раз-то легионера на этот предмет особо опасаться и не стоит. Легионер сам в бегах, и связываться с властями у него нет никакого резону, если Алан чего-то еще понимает в этой жизни. И геолог этот не так опасен, он только и мечтает, как побыстрее добраться до ближайшей планеты с горячей ванной и супермаркетом, чтобы, затащить туда свою дикарку и нацепить на ее прекрасное загорелое тело тряпья побольше. И с пацаном договориться можно, тот до сих пор еще на меня пялится восторженно, все еще думает, надеется, что бесстрашный герой космоса Алан Зитцдорф выполняет какую-то секретную миссию. И я его в этих заблуждениях стараюсь по возможности поддерживать намеками разными, прочей фигней. Но вот этот лейтенантик-службист, вот он, не колеблясь, поставит жирнющий крест на всей карьере отважного астронавта. Как он на меня смотрит-то теперь, с улыбкой такой противной, нагловатой. Ну как же! Только вчера автограф брал, язык у него от волнения заплетался, когда с героем космоса общался. А теперь… Ухмыляется еще… Вот он-то точно в первом же рапорте все обстоятельно опишет, подробно, по пунктам, и пилот Алан Зитцдорф будет в говне, а все остальные — в мармеладе. Остается только надеется, что лейтенант Секач очередного штурма не переживет…

Я, то есть Алан Зитцдорф заворочался на своем матрасе и непроизвольно почесался.

Да, видно, привык я к комфорту. Укладываться спать, не приняв душ… Какое дикарство! А остальным хоть бы хны. Отдыхают: пленный монстр, усыпленный этой шибко умной башкой — Дивером, пованивает в углу диспетчерской. Робот-крупье, героическая консервная банка, блаженствует около своей розетки, сорняк гигантский Алямм запитался корневищами в кастрюлю с водой и ласково поглаживает новый набухший бутон. Сопляк дрыхнет по соседству, свернувшись калачиком. Кабан этот Секач тихо похрапывает, не выпуская карабина из рук. Нашелся тоже рейнджер из диспетчерской, даже вздрагивает во сне, подвиги свершая, свинья такая. Дикарка в обнимку с геологом безмятежно раскинулась на спине на соседнем матрасе, так что розоватые сосочки ее великолепной груди смотрят точно в потолок.