Он снова радушно улыбнулся. Кивнул:

— А, я понял… Ты решил, что если я предоставляю людям возможность на время убежать от реальности, то у меня есть какая-то тайная глобальная цель.

— Это тебе виднее, — развел руками я. — Где ты был до того, как попасть сюда?

— К чему эти вопросы, Палач?

— Хочу лишь знать, можно ли тебе доверять, — пожал плечами я.

— Доверять нельзя никому. Разве тюрьма тебя этому не научила? — подмигнул он мне.

— Научила. Но согласись, это странно, когда из всех возможных участников турнира, в числе выживших оказался тот, кто толкает дрянь. Причем не просто выжил, но и не обзавелся ни единой царапиной.

— Я же говорил, что я фартовый, — снова улыбнулся Минуэр. — Да и такие как я нужны везде и во все времена. И это ответ на твой первый вопрос — зачем я здесь. Я всегда там, где я нужен. Заметь, тебе мои услуги тоже понадобились.

Я ухмыльнулся. Не смог сдержаться. Этот чертов поставщик ностальгии бил точно в цель. Он это почувствовал, поэтому в очередной раз загадочно улыбнулся и произнес:

— Хорошего вечера.

Минуэр ушел, а я снова задумался. Подходил ли Фарт на роль тайного агента?.. Некоторые моменты в его образе почти кричали об этом. Как я и заметил ранее в разговоре с ним, он выжил, не получив ни царапины. К тому же он был как призрак — шастал всюду, где только можно, знакомился с людьми и расставлял свои сети. Я бы не удивился, если бы узнал, что его зелье испробовали не только участники проекта, но и охранники и кто-нибудь из низкорангового персонала комплекса. Мог ли он параллельно с этим собирать данные для телепортационных устройств, которыми впоследствии воспользовались налетчики? Вполне. К тому же у него отличное прикрытие в виде дилера. В таком случае, чем больше людей он подсадит на свою дрянь, тем более обширным станет его алиби. В случае подозрений все укажут на него, как на поставщика зелья, но не как на странного типа, вынюхивающего информацию по крупице неизвестно для каких целей. К тому же насколько я слышал, он несколько раз сидел в тюрьме, в том числе и в Платосе, поэтому недолюбливать Федерацию причины у него имеются, а значит, есть и мотив для предательства.

Тем не менее, для законченности образа локсийского агента в Минуэре чего-то не хватало — какой-то мелкой, но важной детали. Вероятно, он вел какую-то игру, но игру свою, не чужую. Впрочем, возможно, именно на это он и рассчитывал — казаться не тем, кем он является на самом деле.

Как бы там ни было, но я его включил в свой мысленный список подозреваемых, в котором уже находились профессор и Ханжа. Последнего ставить в ряд потенциальных тайных агентов я не хотел, но не сделать этого не мог. Во-первых, сама Марта Стрейч упомянула имя бывшего заключенного, видимо, разглядев в нем что-то подозрительное. Во-вторых, Ротос действительно вел себя странно, неоднократно вызывая вопросы. И самый главный из них: какого черта он согласился участвовать в проекте, будучи таким трусом и брюзгой? И если он сделал это не по своей воле, то тогда по чьей? Насколько я помнил, в Платосе он появился примерно за полгода до того, как нам предложили участие в проекте. За какое преступление его осудили и на какой срок — я не знал, помнил лишь, что от остальных заключенных он часто получал по морде за нелепые и неуместные высказывания. А вот надзиратели его особенно не трогали, что тоже выглядело странно. Возможно, его посадили намеренно за несколько месяцев до того, как начнется вербовка в секретный проект, чтобы все выглядело естественно. Находясь уже здесь, в комплексе, я часто замечал, что он совал нос не в свои дела, и помнится мне, что даже Бен назвал его неприятным типом, когда тот сказал ему, что видел меня пьяным. К тому же, в ночь налета Ханжа, как и Фарт, тоже не получил ни единой травмы, а помощь мне стала для него своего рода прикрытием, ведь какой тайный агент станет идти против своих целей?.. Но тут, возможно, в ход пошла другая карта — не исключено, что Ротос не гордился своим положением и, даже ведя двойную жизнь, не был до конца заинтересован в полном исполнении плана налетчиков. Или, может быть, все дело в том, что он не рассчитывал на то, что я смогу остановить похитителей, поэтому и помогал мне.

В любом случае, все мои предположения — всего лишь домыслы, и чтобы быть уверенным в их хотя бы частичной правдивости, нужно собрать как можно больше данных.

На следующий день Джонатан Бейзер объявил первую половину тренировок облегченной физподготовкой и предложил явиться на нее всем тем, кто не боялся за свои незажившие раны. Я решил, что войду в число рискнувших. Как оказалось, моему примеру последовали почти все. На тренировку не явилось всего четыре участника проекта, один из которых после налета получил перелом ноги, второй — слишком глубокие ожоги спины и сломанные ребра, а у остальных диагностировали сотрясение мозга.

Посетив лазарет и убедившись, что мои ожоги успешно заживают, я отправился на плац. Погоняв участников по разминочным снарядам, инструктор принялся выдавливать из нас соки. Мы бегали и прыгали на скорость и на время, а также делали упражнения на силу и выносливость. Казалось, что программа тренировок вообще не имела четкого алгоритма и велась хаотично. По этому поводу как то заикнулся Идрис Хейтер — высокий подтянутый мужик лет сорока с проседью в висках, на что получил короткую реплику Бейзера, суть которой заключалась в том, чтобы он заткнулся.

Когда первая половина дня подошла к концу, инструктор поставил нас, запыхавшихся и потных, в одну шеренгу и выдал свой вердикт:

— Все очень плохо, доходяги. Я понимаю, что почти все из вас ослаблены каким-то травмами, но это не дает вам повода для расслабления. Я начинаю разочаровываться в тех мелких нанитах, которыми напичкали ваши тела, как праздничных уток яблоками. Если в стрельбе вам удалось показать хоть какой-то результат, то в физической подготовке вы — пустые места. С завтрашнего дня я выдам четкий план по развитию ваших тщедушных тел. Для каждого индивидуально. Все. Идите на обед. Потом встречаемся на стрельбище.

— Сэр Бейзер, — подала голос Лиона Трампель, ее длинные темные волосы, забранные в пучок, растрепались и спутались, а под глазами ярко вырисовывались мешки. — Вы загоняли нас, как