Пять, девять, девять, шесть. Татуировка, бледно-зеленые цифры на шее женщины, той женщины в маске, которая спасла меня в Убежище.

Мама.

Я по кусочкам восстанавливаю в памяти ее образ, но он как пазл, который никак не складывается в картинку. Ее голос, в нем было отчаяние и что-то еще. Может, мольба? Печаль? То, как она протянула ко мне руку, словно хотела прикоснуться к моему лицу. Как она произносила мое имя. Ее рост. Я помню ее высокой, но, оказывается, это не так. Она, как я, не выше пяти футов шести дюймов. Мне было шесть, когда я ее видела в последний раз. Естественно, тогда она казалась мне высокой.

Два слова, как чья-то горячая рука, проникают в меня и сжимают в кулаке мои внутренности: «невозможно» и «мама».

Вина и отказ поверить разрывают меня изнутри. Я ее не узнала. А всегда думала, что узнаю. Я представляла ее такой, какой она была в моих воспоминаниях и в моих снах,— рыжеволосая, смеющаяся. Я представляла, что от нее будет пахнуть мылом и лимоном, что у нее будут мягкие ухоженные руки.

Теперь, конечно, я понимаю, как это глупо. Она больше десяти лет просидела в «Крипте» в одиночной камере. Она изменилась, стала жестче.

Я захлопываю книгу, как будто это может помочь, как будто ее имя — букашка и я могу вбить ее обратно в прошлое. Мама. Невозможно. После стольких лет ожиданий, надежд, поисков... Она была так близко. Мы прикасались друг к другу.

У нее был выбор, но она не открылась мне, а ушла.

К горлу подкатывает тошнота, я, ничего не видя перед собой, выхожу из дома под дождь. В голове у меня пустота, мне трудно дышать. Только когда я добираюсь до Шестой авеню и уже в нескольких кварталах от дома Файнмэнов, холод начинает разгонять туман у меня в голове. Я вдруг понимаю, что все еще сжимаю в кулаке ключ от запрещенного кабинета Томаса Файнмэна. Я забыла запереть за собой дверь. Я даже не уверена, что закрыла парадную дверь, кажется, я так и оставила ее открытой нараспашку.

Но теперь это уже неважно. Теперь ничто не имеет значения. Я не успеваю помочь Джулиану. Слишком поздно, я не смогу ничего сделать, только стать свидетелем его смерти.

Ноги несут меня к Восемнадцатой улице, там Томас Файнмэн будет присутствовать на казни собственного сына. Я иду, опустив голову, и крепко сжимаю в кармане ветровки нож.

Может, для мести еще не слишком поздно.

Северо-Восточный медицинский не сравнить с другими лабораторными комплексами, которые мне приходилось видеть. Каменный фасад, балконы в завитушках... Если бы не медная табличка на массивных дверях из дерева, трудно было бы догадаться о его истинном предназначении. Когда-то, во времена, когда расходы людей еще не контролировались и жители разных городов свободно связывались друг с другом, в этом здании могли располагаться банк или почта. Здание красивое и величественное. А как иначе? Джулиана Файнмэна не станут казнить с простыми смертными в какой-нибудь обычной городской больнице или в больничном крыле одной из тюрем сети «Крэпс». Для Файнмэнов все только лучшее, даже место казни.

Дождь наконец перестает. Я притормаживаю на углу и ныряю в подъезд одного из соседних с центром домов. Там быстро перебираю украденные у стервятников идентификационные карточки и выбираю карточку на имя Сары Бет Миллер. Мы с ней похожи внешне и примерно одного возраста. Я прочерчиваю ножом глубокую царапину в том месте, где указан ее рост — пять футов восемь дюймов, так, чтобы трудно было прочитать, а потом соскабливаю идентификационный номер под фотографией. Я не сомневаюсь, что номер давно недействителен, а Сара Бет Миллер, скорее всего, мертва.

Проделав все это, я приглаживаю волосы, чтобы придать себе более или менее приличный вид, и вхожу в парадную дверь лабораторий. Приемная обставлена со вкусом — мебель из красного дерева и роскошный зеленый ковер на полу. В глаза сразу бросаются огромные антикварные (или сделанные под антиквариат) настенные часы с ритмично раскачивающимся маятником. За большим столом сидит медсестра. За спиной у медсестры небольшой офис — несколько металлических шкафчиков под картотеки, еще один стол и кофеварка. Но ни часы, ни дорогая мебель, ни даже аромат свежесваренного кофе не могут перебить обычный для лабораторий запах дезинфицирующих средств.

Справа — двустворчатые двери с изогнутыми медными ручками, наверняка они ведут в процедурные кабинеты.

— Чем могу вам помочь? — спрашивает меня медсестра.

Я подхожу к ней и кладу обе руки на стойку, стараясь при этом выглядеть как можно увереннее, и говорю:

— Мне надо кое с кем переговорить. Это очень важно.

— У вас вопрос медицинского характера?

Длинные ногти медсестры безупречно подпилены, а лицо с тяжелыми обвисшими щеками напоминает морду бульдога.

— Да. То есть нет. Не совсем,— выдумываю я на ходу, медсестра начинает хмуриться, и я делаю еще один заход: — Это не мой медицинский вопрос. Я хочу сообщить,— тут я понижаю голос до шепота,— о недозволенных действиях. Я думаю... я думаю, что мои соседи инфицированы.

Медсестра отбивает по стойке короткую дробь своими длинными ногтями.

— Лучшее, что вы можете сделать в данном случае,— это подать официальное заявление в полицейский участок. Можете также обратиться в любой муниципальный участок регуляторов...

— Нет,— категорически заявляю я.

Рядом со мной на стойке лежит стопка регистрационных листков. Я выравниваю края стопки, одновременно сканирую список докторов, пациентов и их проблем (недосыпание, сны, перепады настроения, грипп) и наугад выбираю имя.

— Я настаиваю на разговоре с доктором Брэншоу.

— Вы лечитесь у доктора Брэншоу?

Медсестра снова отбивает дробь по стойке, ей явно скучно.

— Доктор Брэншоу знает, как поступить в этом случае. Я очень расстроена. Вы должны меня понять. Я живу под этими людьми. А моя сестра... она еще не исцеленная. Я думаю не только о себе, но и о ней, понимаете? Может, есть какая-нибудь... ну, не знаю, вакцина, которую ей может прописать доктор Брэншоу?

Медсестра вздыхает и переключает свое внимание на монитор компьютера. Она несколько раз щелкает по клавиатуре и говорит:

— У доктора Брэншоу сегодня весь день расписан. Все наши медицинские специалисты сегодня заняты. Их участие необходимо в проведении исключительно важной процедуры...

— Да, я знаю. Джулиан Файнмэн. Мне об этом известно.

Медсестра настораживается и смотрит на меня с недовольным видом.

— Откуда вы...

Я не даю ей договорить:

— Это было во всех новостях.

Наконец-то я нашла нужный образ: богатая, избалованная дочь политика или одного из руководителей АБД. Девушка, которая привыкла все делать по-своему.

— Естественно, я понимаю, вы хотите, чтобы все прошло по-тихому. Пресса вам тут не нужна. Не волнуйтесь, им ни о чем не известно. Но у меня есть друзья, друзья которых... ну, вы понимаете, как расходится подобная информация.— Я наклоняюсь к медсестре, как будто она моя лучшая подруга и я собираюсь поделиться с ней секретом,— Вообще-то я думаю, что все это немного глупо. Вы так не считаете? Доктор Брэншоу мог исправить ситуацию раньше, когда он сюда обращался в первый раз. Здесь немного надрезал, там немножко отрезал. Это ведь так работает? Всего этого легко можно было избежать.— Я отстраняюсь от стойки.— И об этом я тоже намерена сказать ему при встрече,— Тут я молюсь, чтобы доктор Брэншоу оказался мужчиной.