– Создание, лишенное здравого ума, – спокойно и без эмоций ответил мсье де Куапель. Девушка резко отстранилась, и всем ее существом овладело дикое желание зажать уши, чтобы не слышать этих ужасных воплей, доносившихся из двора. Выходит, то был обычный человек, который сошел с ума. Англичанка прекрасно знала эти деспотичные, жестокие обычаи: личность, которой лекарь выносит приговор – безумие, автоматически приравнивается до животного, с которым можно делать все, что пожелаешь. Церковь считала, что в обезумевшего человека вселяется дьявол и его обязательно нужно изолировать от внешнего мира. Нередко, больного посылали на трудные работы, отдавали в бордели, если то была женщина, порой и сжигали на костре по желанию инквизиции. Но чаще всего, лишенного рассудка человека выставляли на всеобщее обозрение, как зверька. С несчастного сдирали одежду, изуродовали, создавали нечеловеческие условия жизни, привязывали к будке, как собаку, а прохожие бросали в вопившего человека камни и плевали под ноги. Значит, то существо – очередная жертва ужасающих законов.

Преодолев страх, Вивиана быстро выбежала во двор, прямо к самому сумасшедшему. Не ожидавшие от нее такого, воины испугано расступились. Сначала человек вновь бросился на девушку, но замер. Вивиана села перед ним на колени и смогла рассмотреть, что это был мужчина молодых лет, с правильными чертами лица, с густыми, пускай и почти совсем остриженными волосами. Эти глаза… Налитые слезами, страдальческие, с болью, они взирали на молодую женщину, умоляя ее о помощи. Но что могла сделать девушка, сама являющаяся невольницей?

Молодая женщина уже открыла рот, что бы что-то сказать, но Амбруаз ее насильно оттащил от сумасшедшего, и, толкнув, вовнутрь замка, больше не выпускал ее рук из железной хватки. Слух девушки резанул оглушающий звук меча и долгий, глубокий крик. Вивиана поняла, что нить жизни несчастного оборвалась.

Леди Бломфилд смутно помнила, как ее завели в огромный зал, а очнулась лишь тогда, когда с криком созерцала страшные узоры, выложенный мозаикой на стенах и потолке. Она, дрожа всем телом, стояла посреди холодного помещения, окруженная решеточными окнами и такими же массивными дверями. В зале царил полумрак из-за четырех небольших свечей, но пленница отлично видела рисунки вокруг себя. На потолке изображался огнедышащий демон, сжимавший в объятиях обнаженную, рыжую девушку с горящими, злобными зелеными глазами. Женщина, чья внешность была присуща, по словам инквизиции, только ведьме, хищно улыбалась, обхватив окровавленными руками клыки нечистого существа. Вивиану едва не вырвало от такой омерзительной сцены.

Англичанка лихорадочно оглядывалась на Амбруаза, и его самодовольный вид вызывал в девушке такую бурю противоречивых чувств, что хотелось рыдать. Молодой женщине было даже больно дышать этим отравленным, дьявольским воздухом. Даже молитвы в этой преисподней звучали бы оскорбительно и грязно.

– Что ж, миледи, оставляю вас в ожидании госпожи, – рыцарь направился к двери, но Вивиана бросилась к нему, вцепившись руками в плащ. Впервые она чувствовала в нем поддержку и кое-какую защиту. Она ни за что не останется в этом зале сама, ни за что!

Но мсье де Куапеля, похоже, ее страдания только радовали. Он чувствовал, что с каждой минутой молодая, неопытная, еще и невольная девушка все больше от него зависит, и только благодаря ему она еще дышит. Но буквально через несколько минут власть Амбруаза над прекрасной пленницей прекратиться, вскоре жизнь англичанки оборвется по прихоти…госпожи. Рыцарь не хотел терять столь ценную жемчужину, но выхода нет: он, фактически, такой же раб своей повелительницы, как и леди Бломфилд.

– Не бойтесь, а наслаждайтесь последними мигами жизни в этом бренном мире, ибо скоро вы его покинете, мисс. Я могу сказать вам лишь одно слово: прощайте, больше я никогда вас не увижу, собственно, как и вы меня, – шурша плащом, жестокий воин покинул столь желанную рабыню, и, захлопнув дверь, навсегда постарался запереть в своей душе какие-то чувства к Вивиане.

Молодая женщина вслушивалась в отдаляющиеся шаги Амбруаза, и чем они были тише, тем громче кричал страх внутри. Молодая женщина стала мерять зал шагами, покусывая губы и нервно теребя завязки плаща у горла. Везде царила такая тишина, что даже треск поленьев в камине вызвал страх и содрогание. Часы медленно отмеряли свой счет, они текли, словно вода, струились, словно песок между пальцев. Англичанка вздрогнула, услышав какое-то шуршание за дверью и тихий шепот. Вивиана остановилась посреди помещения, словно пораженная молнией и не моргающими глазами продолжала смотреть в одну точку.

В одно мгновенье двери распахнулись, и на пороге появилась высокая женщина, скрытая под черным плащом. Молодая женщина не смогла рассмотреть лицо новоприбывшей из-за полумрака и капюшона, опущенного на ее глаза. Женщина медленно приближалась, тихими шагами ступая по мраморным плитам.

– Садись, – доносившийся из-за капюшона голос звучал, на удивление, мелодично, словно серебряный цокот колокольчика. Но в нем явно читалась боль, уныние и ненависть. Вивиана покорно опустилась в кресло, пытаясь скрыть страх и унять дрожь во всем теле. Где-то в глубине души, словно нож все разрезал, чем больше времени утекало, тем меньше хотелось умирать, и одно это словно вызывало головокружительный поток.

Неизвестная гостья подняла ухоженные руки и откинула капор. Англичанка замерла, немой крик онемел на ее искусанных губах, в глазах читался страх.

Это было лицо с ужасными ожогами, кровавыми ранами и шрамами. Но все же выделялись голубые, ясные, пусть и затуманенные болью глаза. Красивые, ярко-очерченный губы, налитые, словно сочный плод, презренно улыбались.

Значит, это она, та самая Маддалена, женщина, сумевшая сломить железную волю самого папы Римского, эта та самая Маддалена, которой Господь даровал красоту, но не счастье. И вот она сидит сейчас здесь: несчастная, с обожженным лицом, жаждущая мести, но все еще такая привлекательная, страстная, как и много лет назад. Итальянка уже далеко не молода, но старость не посмела коснуться ни одной черты на ее лице, ни одной волосинки белокурых, словно нежный шелк, волос. Вивиана с содроганием рассматривала «госпожу», и все больше удивлялась ее величественном виде, горделивой посадке головы, прямой линией спины. Девушка совсем по-другому представляла вдову, потерявшую еще и трех детей, нет, безусловно, перед ней сидела не сломленная горем женщина, навсегда потерявшая вкус жизни, а волчица, чей целью являлась страшная, зверская, но не менее приятная месть. Вивиана не знала, какой была итальянка в расцвете молодости и красоты, но, безусловно, из-за нее многие парни теряли голову, а этот горделивый взгляд сумел утихомирить самого властелина христианского мира.

– Зачем я тебя?… – смогла выдавить из себя англичанка, пристально посмотрев на Маддалену. Вмиг в лице женщины что-то поменялось, исчезло, а странная тень заплясала в сапфировых глазах: – Дини, дочь еврея и шлюхи, тебе не на что надеяться. Уже никто тебя не спасет. Я медленно, но сладко и уверенно тебя уничтожу, сотру твое имя с лица земли. Поверь, ни одно существо в этом мире, ни один человек, не вспомнит тебя, а на место, где прольется твоя кровь, будут плевать с руганью. Но перед смертью ты обязана выказать свое последнее желание, – Вивиане стало жутко от этих холодных, расчетливых, мерзких слов. К горлу подступил ком, ладони похолодели, слезы навернулись на испуганные глаза.