неподвижно лежащие поверх одеяла, словно они не мои. Палата была большой – высокие потолки и семь коек, похожих на белые парусники, покачивающиеся в море. Как я потом узнала, люди лежали голыми, чтобы никто не сбежал. Мои соседи, кажется, ещё пребывали в дурмане. Безумно, до зубовного скрежета, хочется пить. Бегаю взглядом в поисках спасительной жидкости, но в поле зрения ничего нет. Я зажмуриваюсь, чтобы как-то притупить жажду и не видеть другие тела.

Медсестра приносит мне больничный халат в цветочек и резиновые тапочки.

– Мне нужно в туалет, – плаксиво, по-детски жалобно говорю я.

– Потом, – отвечает она.

Мало того, что у меня забрали одежду и все мои вещи, так ещё и в туалет не пускают. Я сажусь на кровати – ноги не достают до пола. Когда я пытаюсь встать, резкое движение отзывается головной болью, перед глазами плывут жёлтые пятна. Ноги едва не подкашиваются, и, стараясь устоять, я хватаю медсестру за руку. На белой простыне вижу яркие пятна крови и вспоминаю: ещё вчера у меня шли месячные. Медсестра помогает мне одеться. Она выводит меня в коридор, освещённый флуоресцентным светом, и, посадив меня на обитую кожей скамью, велит ждать.

Ко мне подходит полицейский в форме, представляется, но я не успеваю запомнить его имя. По удивительному совпадению, это моя вторая за последнее время встреча с представителем правопорядка. На меня накатывает паника. Людей в форме я боюсь куда больше, чем загреметь в реанимацию. Я опасаюсь сказать или сделать что-то, что ещё больше мне навредит. Он спрашивает, как меня зовут.

– София.

– Полностью, – говорит раздражённо.

Я называюсь. Он записывает.

– Что произошло? – спрашивает он, глядя в свои бумаги.

В поисках возможного ответа я попеременно вглядываюсь то в один, то в другой конец коридора. Вдоль стен выстроен ряд разодранных исцарапанных сидений. Мимо снуют люди в белых халатах с хмурыми серыми лицами. Ждать помощи неоткуда.

Я хотела прокрутить события прошлой ночи, как фильм в замедленном режиме, но всё произошло быстро, а часть плёнки была катастрофически засвечена. Узнать ответ на вопрос «Что произошло?» мне хотелось не меньше, чем ему, вот только я не могла так ему ответить.

– Произошёл несчастный случай.

– Какой?

Я тереблю квадратик пластыря, приклеенный в сгибе локтя.

– Я много выпила и попала в больницу, – отвечаю, избегая смотреть ему в глаза.

– Что ты употребляла?

– Вино.

– Что ещё?

– Ничего.

– Свидетели сказали, что были наркотики. Какие наркотики?

Кровь приливает к лицу, в ушах шум.

– Ничего такого, только вино, – повторяю я.

– Тебе лучше сразу сказать, что ещё ты принимала и кто тебе это дал. Говори, мы всё равно узнаем.

– Я не принимаю наркотики, только алкоголь.

– Сколько?

– Я не считала, три-четыре бокала.

– И хочешь сказать, что это всё?

– Да, – отвечаю я, уставившись в пол и кивая, – но ещё…

– Что ещё? – перебивает меня он.

– …я пила из чужих бокалов… может, там было что-то подмешано.

Полицейский, кажется, в это не верит.

– Конечно, что-то подмешано, – он раздражённо вздыхает.

Я отвечаю под действием какой-то послешоковой анестезии – отстранённо и глухо. Смотрю на грязный пол, на ноги проходящих мимо людей. Я протираю глаза и предпринимаю очередную попытку объяснить свою невиновность.

– Возможно, – говорю я, – это случилось со мной из-за того, что недавно я пила антидепрессанты с накопительным действием, которые нельзя смешивать с алкоголем.

– Какие антидепрессанты? – он перехватывает мой взгляд.

Я называю препараты, которые прекратила пить месяц назад. Врач мне их не отменял, но у меня не было денег на повторный приём, чтобы продлить рецепты.

Он задавал ещё много вопросов, спрашивал, с кем я пришла, но я либо молчала, либо повторяла то, что уже сказала: «Ничего, кроме вина. Не знаю. Не помню». Подчиняясь смутным опасениям, я соврала, что пришла на выставку одна. Я не могла назвать имя Профессора, вспомнив, как он просил не позорить его. Больше всего меня волновало, чтобы мою «выходку» – были там наркотики или нет – не связали с ним. Понурившись, я смотрела на свои босые ноги в огромных больничных тапках.

– Я могу поехать домой?

Он дал мне свой номер телефона и почту, чтобы я отправила ему имя врача, который выписывал мне рецепты, и сами рецепты на препараты, которые принимала. Я понимала, что не сделаю этого. Потом он передал меня в руки всё той же медсестре и ушёл.

Медсестра повела меня не в палату, а в маленькую тёмную комнатку с затхлым запахом. Вошла за мной, закрыла дверь и указала на скамью. По стенам тянулись железные шкафчики, в одном из которых она отыскала мою одежду. Колготки и трусы были в засохших пятнах крови. Я сняла халат, разулась и встала босыми ногами на ледяной пол. Голая и босая, я села и подумала, как было бы хорошо, окажись всё это сном. Пол кренился, стены сдвигались, и я, согнувшись, стоя на одной ноге, никак не могла попасть в колготку. Где он сейчас? Когда он ушёл? Он ли вызвал «Скорую»? Ответов я боялась не меньше смерти. Я надеялась, молилась, чтобы он ушёл раньше и не видел, что со мной произошло. Я не могла представить, как выйду отсюда и продолжу свою жизнь. С трудом я оделась в грязное заскорузлое бельё.

Глава 16. «Спутник»

Зёрнышко ненависти, которое он заложил в мой вертоград, прорастало будто злой обжигающий цветок. Он бросил меня там – ни много ни мало – на грани жизни и смерти. Огорчало ли это меня? Нет, напротив, я рада, что он не увидел финальную часть представления, как меня увозит машина «Скорой помощи», но об этом он узнал во всех подробностях тем же вечером от своей бывшей студентки, которая, на моё счастье, вызвала «Скорую». Это ей я должна быть благодарна за спасение своей жизни.

Одним словом, это был кошмар. Двумя – конец света – фантастический конец. Я прощалась со Школой – не могла представить своё возвращение туда, где с завтрашнего дня стану печально известной знаменитостью. При мысли о том, что после всего мне придётся-таки объясняться с Профессором, у меня дёргался глаз и сводило живот.

Перспектива возвращения в красную комнату над переулком тоже казалась невыносимой. Хотя сейчас любая перспектива казалась невыносимой. Но что у меня есть, кроме этой комнаты на втором этаже? Я поняла, что больше всего хочу провалиться сквозь землю, но в качестве альтернативы мне оставалось только поехать домой, задёрнуть шторы и нырнуть в постель, отключив предварительно телефон, притвориться мёртвой, что