и на церковных и монастырских трапезах. Особенно отчетливо она звучала в сюжетах Притчи о бедном Лазаре, Притчи святого Варлаама о печали житейской, Повести о немилостивом богаче, русской по происхождению Повести о новгородском посаднике Щиле и других. В это же время проповедь заботы о нищих и попавших в иную беду (плен или заключение) по чужой или своей воле усиливается с помощью визуальных средств.

Значительное место в текстах синодичных предисловий теперь отводится необходимости подаяния милостыни неимущим, ибо «подающий нищему – Христу подает» (притча о милостыне из Пролога, пересказ которой включался в синодики). В миниатюрах синодиков можно обнаружить довольно многочисленные и разнообразные изображения «нищепитательства» и раздачи милостыни нищим. В Русском государстве XVII века каждое сословие и учреждение имело своих нищих, о которых должно было заботиться. В письменных источниках упоминаются нищие монастырские, церковные, патриаршие, кладбищенские, дворцовые, дворовые, богаделенные и прочие.

Одно из самых выразительных изображений благочестивого нищепитательства – иллюстрация синодичного поучения «О пользе милостыни» («Добро по умершим давати милостыню») в гравированном Синодике Леонтия Бунина, созданном на рубеже XVII–XVIII веков746. Ее иконография многократно повторялась в следующих столетиях в миниатюрах рукописных и гравюрах печатных синодиков, служа визуальным назиданием для милостников.

Пример благотворительности в пользу обездоленных показывала семья государей рода Романовых. Так, царица Евдокия Лукьяновна (супруга царя Михаила Федоровича) раздавала нищим десятки рублей милостыни, поила и кормила их в своих хоромах. Юродивому Юшке Артемьеву, лежавшему под переходами на Никольском мосту в Москве, она купила баранью шубу, а ее дочь царевна Ирина подарила теплую шапку747. Царица заботилась и о том, чтобы монахи опекаемых ею монастырей также имели возможность заниматься благотворительностью. В 1643 году она пожаловала старцу Макарию из калужского Леонтьева монастыря полтора рубля на шубу и полтину на милостыню748. Сами монастыри регулярно раздавали деньги на «прокорм» нищим, пользуясь плодами государственной и частной благотворительности православным обителям.

Боярские, служилые и купеческие роды следовали примеру царской семьи. Так же как и в доме Романовых, в состоятельных семьях заботой о нищих, больных и увечных занимались в основном женщины (характерный пример – боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова). Но и среди высокопоставленных мужчин были люди образцового благочестия. Таковым, например, был Федор Михайлович Ртищев, принадлежавший к высшему слою придворной бюрократии царя Алексея Михайловича. Василий Осипович Ключевский считал, что кроме религиозного долга Ф. М. Ртищев, пускавший почти все свои доходы на милостыню, руководствовался и чувством личного сострадания749.

Но в милостыни в XVII веке по-прежнему нуждались и пленники, и тюремные узники, которых в это столетие почти постоянных войн, продолжавшихся набегов крымцев, многочисленных политических, религиозных и социальных конфликтов становилось все больше, и власти были не в состоянии заботиться обо всех. Поэтому определенные усилия были направлены на дальнейшее закрепление в обществе представления о том, что попечение об этих социальных группах является неотъемлемым нравственным долгом православного христианина. В предисловия синодиков включаются новые литературные произведения с соответствующими сюжетами. В самых популярных сюжетах нравственно-учительной литературы присутствуют сцены приношения благотворителями пищи в места заключения (в иллюстрирующих их миниатюрах в качестве подаяния тюремным узникам фигурируют, как правило, круглые хлебы и калачи). Повесть о посаднике Щиле, Притча о некоем юноше, плененном в Персиду, Притча о богатой вдовице и другие поучительные рассказы формировали сочувственное отношение к заключенным, независимо от причин, которые привели их к лишению свободы – будь это пленение врагами или арест за уголовные, нравственные, государственные либо религиозные преступления и проступки.

В повестях синодичных предисловий благотворительность в пользу нищих и тюремных узников представлена как единый компендиум благотворительных деяний, способствующих спасению души. Их мог совершать как сам человек, жаждущий спасения, так и кто-то из близких после его смерти – сила этих действий была почти одинаковой в обоих случаях.

Сама ситуация, в которой находились в то время маргинальные группы населения, создавала особое поле для благотворительности. Считалось, что к действиям милостников благоволят высшие силы. Например, это недвусмысленно подчеркивалось в текстах перечисленных выше произведений. Так, в Притче о некоем христианском юноше, попавшем в плен к персам, рассказывается о том, что его родители, не имея о нем вестей, усердно молились, кормили нищих и раздавали подаяние другим нуждающимся. Увидев их благочестивые старания, Господь послал в персидскую тюрьму, где томился их сын, ангела, который усыпил стражников и не только вывел юношу на волю, но и проводил его домой.

В Повести о посаднике Щиле благочестивый сын спасает своего отца, павшего жертвой собственного тщеславия и гордыни, от вечных мук, раздав большую часть наследства в виде кормов нищим и тюремным узникам. Этим он угодил Господу и вымолил для Щила посмертное прощение его грехов. В лицевых рукописях как самой повести (она существовала и в виде отдельной книги750), так и ее кратких изложений в синодиках всегда присутствует миниатюра, иллюстрирующая этот эпизод. В таких миниатюрах мы можем видеть и разнообразные изображения нищих, а в некоторых и устройство тюрем. В большинстве своем – это тюремный «острог», обнесенный частоколом из заостренных бревен. В бревенчатой стене прорезаны небольшие окошечки, сквозь которые заключенные могут протянуть руку за принесенным для них подаянием.

Напротив, в также часто использующейся в синодичных литературных предисловиях Повести о немилостивом богаче, отказ его родных раздать, согласно завещанию, большую часть принадлежавшего ему имущества нуждающимся представлен как серьезное прегрешение. За него им приходится жестоко расплачиваться. Дети богача на себе испытывают тяготы тяжелого подневольного труда, нищенства и несвободы.

Иллюстрации синодиков, соединяющих эпизоды подаяния нищим и тюремным узникам, возможно, апеллировали не только к христианским нравственным заповедям, государственным и церковным установлениям, но и к фольклорной народной мудрости, призывавшей каждого человека не зарекаться «от сумы и от тюрьмы». Особенно актуальный в век турбулентности русской истории, этот завет находил живой отклик у людей, искавших индивидуального спасения и покоя, если не на земле, то хотя бы на небесах.

О том, что милостничество в пользу заключенных как норма благочестия прижилось в русском православном социуме и было широко распространено в разных его слоях и группах, свидетельствуют известные примеры, содержащиеся в старообрядческих текстах второй половины XVII века. Так, в Житии протопопа Аввакума рассказывается, что в годы его заключения и ссылки в Братске, ему и бывшей с ним вместе семье тайно помогали жена и сноха местного воеводы, посылая милостыню пропитанием и деньгами751. А его сподвижницу боярыню Ф. П. Морозову, которую по царскому распоряжению морили голодом, тюремный страж побоялся накормить. Но, верный христианскому долгу, он тайно выстирал в реке некую тряпицу, чтобы