Обмакнув перо в чернила, она вывела на белом пергаменте:

Слухи о том, что император читал письмо от сбежавшей жены, запершись в своей комнате и не выходил несколько часов никогда не дойдут до ушей Гаитэ. И никто не узнает о том, что он чувствовал в тот момент.

В любви не бывает только солнечной погоды. Любовь как жизнь. Любовь и есть жизнь. Не бывает бессмертной, безоблачной и безгрешной любви на земле, может быть на Небесах всё иначе. Если Небеса есть.

Любовь рождается. Любовь умирает. И с этим ничего нельзя поделать, только оплакав — отпустить.

* * *

Та ночь выдалась бурной. Заранее подкупленные люди изображали бегущих повстанцев, а Сезар якобы погнался за ними в горячке оторвавшись от своих людей. Было ли сражение имитацией или на месте произошли незапланированные события, но позже на поляне были найдены множество трупов, их количество, по разным свидетельствам, варьировалось от двух до пяти десятков.

Императорские представители добрели до места сражения через пару недель, когда тела были изрядно тронуты разложением. Брата императора опознали лишь по одежде — голова была размозжена камнем.

По слухам, получив печальное известие об участи своего любовника, несчастная королева утопилась в маленьком пруду у подножия замка. Её тело, так же как и тело любовника нашли через пару недель. И так же, как и тело Сезара, его преступную сообщницу опознали по платью.

Их так и похоронили вместе, преступных и прекрасных в жизни, обезображенных смертью в маленькой, никому неизвестной часовне.

Белый волк наконец поймал свою Зайчиху. История вражды Фальконэ и Рэйвов обрела второе дыхание в творчестве менестрелей, слагавших прекрасные баллады о королеве-ведьме и бесстрашном воине, променявших верность и честь на любовь в которой обрели покой и бессмертие.

С веками имена влюблённых были утрачены. Они стали просто ещё парой звёзд в длинном ожерелье прекрасный сказок, обретя бессмертие. И люди, слушая лунными ночами красивую сказку о любви не осуждали влюблённых за измену, не видели в них недостатков. В этом преимущество сказок над жизнью — они сглаживают шероховатости и не имеют морщин.

* * *

Корабль поднял якорь под сильный скрежет стальных цепей. В тот же момент матросы на мачтах подняли паруса, и они наполнились ветром. Корабль готовился к отплытию.

Лодка поднималась на палубу специальными тросами. Почувствовав под ногами твёрдую палубу, Гаитэ оглядела вокруг в поисках Сезара.

Скалы уже удалялись. Ветер дул на запад с большой силой, и корабль под всеми парусами развивал большую скорость.

— Поднять таксель! Опустить стаксель!

Гаитэ опустилась на колени. Глаза её наполнились слезами. Прощай, Саркассор, Жютен! Прощай, Рэйв! Прощай, прекрасный император с тигриными глазами, в руках которого она так часто чувствовала себя мышкой. И мышкой, тенью, водой сквозь пальцы ей удалось ускользнуть, уйти живой из лап свирепого хищника, которого она больше не любила, но и ненавидеть в той мере, в какой должны бы была — не могла.

— Дорогая? — обернувшись, Гаитэ увидела подходящего к ней Сезара. Лицо его было светлым, возможно, то была иллюзия — свет заходящего за горизонт солнца ярко освещал его резкие, твёрдые черты, напоминающие хищную птицу. — Что ты делаешь? Тебе не к лицу ползать по палубе. Моя женщина должна твёрдо стоять на ногах, даже тогда, когда палуба грозится опрокинуть всё к чертовой матери, — с усмешкой проговорил он, протягивая ей руку.

— Разве тебе не больно смотреть на родную землю, покидая её навсегда?

— Нет, — мотнул головой Сезар. — Она вызывает во мне лишь горькие воспоминания. Моя единственная ценность здесь, со мной, — сказал он, обнимая Гаитэ, прижимая её к своему сердцу. — Моё единственное сокровище. Вопреки всему, ты здесь, со мной, любовь моя, — пробормотал Сезар, целуя Гаитэ с нежностью, на которую, глядя на этого сурового воина, циничного политика, коварного придворного, вряд ли считаешь его способным. — Плоть от плоти, сердце от сердца — жена моя.

Гаитэ чувствовала движение корабля. Чувствовала, как ветер, несущий перемены, наполняет не только паруса, но и её сердце. Радость и облегчение, заполнившие душу, сделались почти болезненными.

Мечты о любви, о своём месте под солнцем в этом зыбком мире грозились стать реальностью.