– Что?

Нсана вытянул руку и коснулся белой поверхности башни. День-камень засиял, точно в Небе по ночам, сделался полупрозрачным… и я вдруг разглядел внутри громадную извивающуюся тень. Она заполняла всю башню, бурая и невнятная, как отходы в кишке. Или как раковая опухоль.

– А тут все непросто, – заметил Нсана.

– Где, в моих снах?

– В твоей душе. – Он задумчиво глядел на меня. – Должно быть, это старая тайна, раз уж она так разрослась и стала такой могущественной и важной.

Я затряс головой, но уже не смог отделаться от сомнений.

– У меня не тайны, а секреты, маленькие и глупые, – возразил я, давя червячка неуверенности. – Ну, хранил я косточки убиенных мной Арамери в глухом закоулке прямо под спальней главы семьи. А еще пи́сал в чашу для пунша, когда они свадьбы играли. И менял направления на картах, чтобы они путались. Потом я как-то украл волосок Нахадота, просто чтобы проверить, получится ли, и этот волосок чуть меня живьем не сожрал.

Его взгляд стал жестким.

– У тебя есть и детские секреты, и взрослые, Сиэй, потому что ты никогда не был тем простачком, каким притворяешься и хочешь быть. А уж этот… – Он хлопнул ладонью по поверхности башни, пустив эхо гулять по пустым улицам, – этот ты умудрился сохранить даже от себя самого.

Я рассмеялся, но получилось как-то натянуто.

– Я не могу таить секрет от себя самого. Это бессмысленно.

– А тебя когда-то волновал смысл? Ты, по-моему, уже забыл, что это такое.

– Но я…

забыть

Я запнулся и замолчал. Мне вдруг сделалось холодно. Я начал дрожать, хотя Нсана, единственной одеждой которого были волосы, чувствовал себя прекрасно. Но его глаза внезапно сузились, и я вдруг понял, что он расслышал в моих мыслях тот странный негромкий отзвук.

– Это был голос Энефы, – сказал он.

– Но я не…

Тут я покривил душой. Ведь это мама время от времени нашептывала во мне, бережно отводя мои мысли в сторонку, когда они подбирались слишком близко к запретному. Это ее голос подсказывал мне «забыть».

– Ты, похоже, кое-что забыл, – тихо проговорил Нсана. – Хотя, возможно, и не по своей воле.

Я нахмурился, разом испытывая растерянность, тревогу и страх. А высоко над нами, внутри башни, та темная хреновина заворочалась, издав низкий рокочущий стон. Послышался едва различимый звук сдвигаемых камней, и когда я вновь поднял голову, то увидел на поверхности день-камня целую паутину тончайших трещин.

Итак, я что-то забыл. Вернее, Энефа заставила меня что-то забыть. Однако теперь ее больше не было, и то, что она со мной некогда сделала, постепенно сходило на нет.

– Боги, смертные и демоны между ними… – Я потер ладонями лицо. – Неохота мне с этим связываться, Нса! Мне и так последнее время не очень просто живется.

Нсана вздохнул, и его вздох преобразил город, сделав его игровой площадкой, полной ужасов и восторгов. Я увидел крутой, высокий и скользкий склон над большой ямой, полной жующих, лязгающих зубов, просто зубов без тел. Рядом возвышались качели с цепями, густо смазанными жиром и кровью. Качели наверняка были ловушкой, только я пока не видел ее. Уж очень невинно они выглядели. Ну, прямо как я, когда затеваю очередную пакость.

– Пора взрослеть, – повторил Нсана. – Прежде ты убегал от меня, лишь бы этого избежать. Теперь выбора у тебя нет.

– А раньше что, был? – возмутился я. – Я стану взрослым и старым, и это меня убьет!

– Дурачок, я же сказал не «стареть», а «пора взрослеть»! – Нсана наклонился ближе, его дыхание отдавало медом и ароматами ядовитых цветов. – Во имя Вихря, то, что ты дитя, еще не означает, что ты обязан оставаться незрелым! Я давно и неплохо знаю тебя, братишка, и вот тебе еще один секрет, который ты усиленно прячешь от себя, но зато столь же усиленно оповещаешь о нем всех и каждого: ты одинок. Ты вечно один, пусть даже любовников на твоем пути не сосчитать! Ты никогда не желаешь того, чем обладаешь, и хочешь только того, что тебе не дано.

– Но это не… – начал я, но он безжалостно перебил:

– Ты любил меня еще до того, как я постиг собственную природу. Любил, пока я нуждался в тебе. А потом, когда я обрел силу и вместе с ней целостность, когда перестал нуждаться в тебе, но продолжал желать твоего общества…

Он вдруг умолк, стиснув зубы и словно удерживая слова, которые ему было бы слишком больно выговорить. Я смотрел на него, утратив дар речи. Он что, именно так себя и чувствовал все это время? Именно так видел все, что с нами случилось? Мне-то всегда казалось, что это он бросил меня. Я затряс головой, не в силах ни понять этого, ни принять.

– Ты не можешь быть одним из Троих, – прошептал он, и я невольно сжался. – С этим ты давным-давно согласился. А еще тебе нужен кто-то, кого ты никогда не смог бы оставить в прошлом. Но подумай, Сиэй! Даже сами Трое не таковы. Итемпас предал нас всех и даже себя. Энефа стала себялюбивой, а Нахадот с самого начала был непостоянен. И эта новая богиня, Йейнэ, тоже разобьет тебе сердце. Потому что ты хочешь такого, чего она никогда не сможет дать. Ты требуешь совершенства.

– Не надо мне никакого совершенства, – выпалил я, и тут мне стало паршиво: я понял, что согласился и подтвердил все остальное, что он тут мне наговорил. – Нет, дело не в совершенстве. Просто… – Я облизнулся и запустил пятерню в волосы. – Я хочу кого-то, кто был бы… моим. Я… я даже не знаю… – Я вздохнул. – Трое, Нсана, они и есть Трое. Три грани одного бриллианта, и каждая совершенна даже по отдельности. Как бы они ни отстранялись одна от другой, они всегда со временем воссоединяются, всегда. Эта близость…

Я вдруг понял, что именно такая близость была у Шахар с Декой. Никто посторонний не мог ни постичь ее, ни стать ее частью. И дело было даже не в родстве крови, а в родстве душ. Она половину жизни не виделась с ним и все-таки предала меня ради него…

Что бы я испытал, если бы меня кто-нибудь вот так же любил?

О да, мне этого хотелось. Боги, как же мне хотелось! Но только не от Йейнэ, Нахадота или Итемпаса, потому что у каждого из них были двое других, и я не имел права встревать. Но как же мне хотелось чего-то подобного для себя…

Нсана вздохнул. Здесь, в моем сне, он был неподражаем: ему были открыты каждая моя мысль, каждый каприз. Бери и любуйся, даже усилий прилагать не надо, чтобы проникнуть. Так что он, конечно же, знал, что мне всегда было его мало.

– Мне очень жаль, – тихо-тихо проговорил я.

– Да уж… – Нсана с кислым видом отвернулся, предаваясь собственным раздумьям. Потом вздохнул и повернулся ко мне. – Отлично. Тебе нужна помощь, и я не унижусь до того, чтобы отвернуться от тебя в час нужды. Так что попытаюсь разузнать больше об этой твоей тайне. Нынешними темпами ты от старости помрешь быстрее, чем сам ее разгадаешь.

Я потупился: