Полковник переводил выпученные глаза с израильтян на арабови обратно. Все с автоматами, ноги на ширине плеч, руки за спиной, держатсяспокойно, но... арабские террористы? Рядом с солдатами Иуды Бен-Йосефа, самоголютого врага арабских бандитов?

– Что?.. Что охраняете?

– Блиндаж.

– Но...

– В блиндаж, – сказал сержант вежливо, нотвердо, – велено никого не допускать.

Полковник все еще не находил слов, хватал ртом воздух, глазавыпучились, он смотрел на солдат, что вовсе не стреляли в арабов, не бросалисьих вязать, не били по головам, а стояли бок-о-бок, ноги на ширине плеч. Нопальцы всех пятерых, в том числе и федаинов, близко к оружию, очень близко....

Он наконец обернулся к своим, сказал осевшим голосом:

– Никто не делает лишнего движения. Я сейчас разберусь.Кто отдал приказ, не пропускать дальше?

– Иуда Бен-Йосеф.

Полковник взглядом указал на арабов, страшась ткнуть в ихсторону пальцем:

– А кто эти люди?

Сержант ответил весело, даже чересчур весело, каждомусолдату сладко на душе, когда видит, как начальство ляпается в пыль, да ещеворочается там, не в состоянии подняться:

– Это гости. Они прибыли с Юсуфом, ....

– С... с...

Он не мог выговорить, горло перехватило, и солдат, едва незаржав как молодой конь, пояснил громко:

– Юсуфом ибн Бен-оглы...

– Тем... самым...

Сержант ликовал, да и остальные млели, впитывали каждоеслово, каждый жест полковника и остальных жирных, не тронутых нещадным солнцемпустыни. Остальные, это проклятые арабы и – о, какой позор! – правоверныеиудеи вместе с арабами нагло ухмылялись, видя его растерянность. Сейчас всехпятерых можно было различить только по нашивкам, а гнусные рожи у всех пятерыходинаковые.

– Юсуфом ибн Бен-оглы, – подтвердилсержант. – Грозой Синая, мечом Аллаха, щитом сирот... Они сейчас с Иудой идругими гостями отмечают бракосочетание.

Полковник не успел слова сказать, как банкир заревел каклев:

– Никакого бракосочетания! Я не позволю!

Он бросился вперед. Полковник замер, минута страшная, темболее, что слепой от ярости банкир налетел на араба, тот устоял, банкира тут жеперехватили двое израильтян, а араб деликатно посторонился, хотя было видно какхочется врезать по жирной белой роже. Судя по лицам израильтян, у них былосмешанное чувство словно сами не прочь, только вот чтоб сами, а не иноверец.

Банкира оттащили, а сержант объяснил:

– Мы выходим дежурить по очереди. Нас все-таки мало...

Араб взглянул на часы, посмотрел вопросительно на сержанта.Часы у араба «Ролекс», чертовы нефтяные шейхи, сержант проглотил ругательство,сказал с неохотой:

– Рано. Еще пять минут.

Араб вздохнул, покосился на укрытие. Теперь стали слышнееголоса, кто-то запел, но только и понять, что голос мужской, сильный, чутьхрипловатый, словно прокаленный знойными ветрами.

Полковник проговорил, сдерживая ярость:

– Я приказываю немедленно вызвать Бен-Йосефа. Этоприказ!

Сержант развел руками:

– В этих условиях я выполняю приказ Бен-Йосефа.

– Я старше по званию! Я велю выполнять мой приказ.

Сержант ответил почтительно:

– Господин полковник, вы, когда успокоитесь, увидите,что надо было выполнять приказ Иуды Бен-Йосефа. Хотя я вас, конечно же,понимаю...

Он бросил выразительный взгляд на банкира, и полковник ощутил,как его снова опалило жаркое солнце, а по спине побежала уже не струйка пота, ацелая река. Эти наглецы, конечно же, сразу поняли, почему с ним этот штатский.Наверняка знают, что за девушкой погоня. Чувствуют, сволочи, что он прогибаетсясейчас не только из-за нарушения дисциплины, будто видят, сколько акций онприобрел и сколько получил сегодня лишь за то, что его проведут по следамсбежавшей дочери.

– Вас ожидает военно-полевой суд, – проговорил онхрипло.

– Это потом, – ответил сержант. – Но сейчас вамлучше подождать. Через пять минут... уже через три, нас сменят, а мы вернемсяна свадьбу. И скажем о вашем прибытии.

Про свадьбу он сказал с явным удовольствием, стрельнулкарими глазами в сторону взбешенного банкира. Араб, что стоял рядом и слушалкаждое слово, что-то сказал ему вполголоса на незнакомом языке.

Израильтянин выслушал, кивнул. Банкир спросил взбешенно:

– На каком языке они бормочут?

– На русском, – ответил полковник нехотя.

– На русском? Откуда здесь русские?

– Один эмигрант, а второй, судя по всему, учился в ихлагерях, – процедил полковник неохотно. – Террористов готовят подБрянском. Вот и снюхались...

Израильтянин посмотрел на него остро, полковник прикусилязык. Этот израильтянин вызвался добровольцем на самый опасный участок, былранен, но остался в окопах, и при любом столкновении комиссия при кнессетевстанет на его сторону в случае разбирательства.

Банкир, словно учуял падение духа полковника, прорычал:

– Ладно, подождем. Уже минута.

Араб посмотрел на свои часы:

– У меня швейцарские. Еще две с половиной минуты. Авашим часам, уважаемый, недостает двух камней.

– Двух... камней? – опешил банкир. – Какихкамней?

– Крупных, – пояснил араб. – На один положитьчасы, другим... прихлопнуть.

Из блиндажа выскочил взмыленный Хаим. Глаза выпучены,воротник расстегнут, на плече дешевая любительская телекамера, но Хаим знал,что зарабатывает свой миллион, и что потом будет ездить на кадиллаке и плеватьна полковников всей израильской армии, даже на генералов, потому бросилсянавстречу, завизжал:

– Стойте так!... Теперь поверните головы во-о-он в тусторону! Полковник, что вы скажете о свадьбе доблестного Иуды Бен-Йосефа?

Полковник, что было приосанился перед объективом, ощутил какглаза сами вылезают из орбит, а голос переходит в рев разъяренного зверя:

– Какая... мать-перемать... свадьба? Я вас всех подвоенно-полевой суд!..

– О господи, – вздохнул Хаим, – полковник, мыуже не в России.

Полковник набрал в грудь воздуха для мощного рева, которыйдолжен смести все как сухие листья ураганом, но поперхнулся, ибо сзадираздались голоса, земля зашелестела, словно обвалился край окопа, из-заповорота выбрел человек, которого меньше всего ожидали здесь увидеть;измученный ребе в черном, под рукой толстая книга, из-под черной шляпы свисаютдлинные пейсы, странно и дико увидеть традиционного иудея в самомпростреливаемом окопе.