Советском Союзе. Манипулируя верой крестьян в ведьм и колдунов, как отметила Бернис Глатцер Розенталь, советская пропагандистская машина могла использовать массы в своих кампаниях против нечистой силы[638]. Российский историк Борис Миронов настаивал на существовании эволюционной связи между авторитаризмом русской крестьянской семьи и общины и успехом советской диктатуры[639]. Такой аргумент может легко обратить обвинения кликуш против членов семьи и общины, указывая на то, как репрессивная социальная система порождает обвинительные практики.

С другой стороны, ко второй половине XIX века обвинения кликуш и других сельских жителей в колдовстве составляли часть сельской общественной жизни и не выглядели как выдача отдельных лиц государству или церкви. Когда священники или монахи пореформенного периода, проводившие экзорцизмы, требовали от одержимых сказать, кто их околдовал, они не предпринимали следующего шага по преследованию названных колдунов или ведьм. Государственные и церковные иерархи XVIII века были в этом отношении более бдительны, но церковные чиновники не спешили выдавать кликуш государственным чиновникам, как того требовал закон.

Сравнительный подход позволяет избежать ошибок при использовании культурного анализа для выявления недостатков российского общества. Не все крестьянские общества или общества прошлого, которым были свойственны вера в колдовство и одержимость, поддались репрессивным авторитарным системам. Учитывая идеологическую приверженность капитализму, западные ученые воздерживаются от сравнения английского движения огораживания XVII века со сталинской насильственной коллективизацией казахского, а также русского, украинского и белорусского крестьянства. Хотя методы различались, и английское, и советское реформаторское движение руководствовалось идеологическими мотивами, призывавшими к разрушению традиционной деревни во имя высшей цели: аграрного капитализма в случае Англии и аграрного социализма в случае сталинской России. Оба были направлены на определенный класс. Кроме того, произошедшие в результате драматические преобразования привели к тысячам крестьянских восстаний, спровоцировавшим репрессии со стороны государства.

Яростное сопротивление, с которым крестьяне восставали против философии классовой борьбы сталинского режима, на корню разрушает теорию «русской» (не говоря уже об украинском, белорусском, грузинском, казахском и других этносах) политической пассивности и представлениях о неразрывной преемственности авторитаризма. Попытка сталинизма уничтожить крестьянскую жизнь подчеркивает пагубные последствия жесткого утопизма, исключавшего другие, более гуманные пути экономической модернизации. Это также иллюстрирует идеологическую неприязнь большевиков к различным крестьянским проявлениям коллективизма. Феномен кликушества помогает понять российское общество как в его сложном культурно-историческом, так и в сравнительном контексте, сочетая тем самым лучшие черты культурного релятивизма и универсализма[640].

Феномен кликушества не был мимолетным явлением в истории России. Оно появилось еще в XI веке, но стало обычным явлением только к XVI–XVII векам. С XVIII по начало XX века изучение одержимости бесами все больше концентрировалось на женщинах, почти исключительно крестьянках. Выражая свою боль и страдание, эти женщины периодически привлекали внимание лиц, пользующихся преимуществами образования. Государственные чиновники, священнослужители, профессионалы и интеллектуалы-любители, сочувствующие или не сочувствующие, фиксировали бедственное положение жертв одержимости и их ритуальное поведение. Загнанная в подполье советским режимом, одержимость демонами среди женщин стала вновь заметной в России, которая, защищая свободу самовыражения, повысила уровень экономической и социальной тревожности[641]. Сообщения о чудесных исцелениях во вновь открытых монастырях легитимизируют возрождение религиозных верований, а оглушительные вопли одержимых прерывают те самые церковные службы, которые в течение семидесяти лет советского режима были прерогативой все более сокращающихся групп прихожан, главным образом пожилых женщин. Опасаясь, что эти беспорядки могут вызвать стихийные волнения, летом 1993 года Патриарх Московский и всея Руси запретил кликушам посещать основные службы в Троице-Сергиевой лавре в Сергиевом Посаде и направил их в другие, менее публичные места в монастыре для духовного руководства и помощи[642].

В условиях высокой грамотности постсоветского общества как объяснить возрождение явления, которое, по мнению образованных людей XIX–XX веков, можно было искоренить просвещением? Читатели все еще могут задаваться вопросом, является ли кликушество отдельной патологией, психическим расстройством, свойственным российскому обществу, или, быть может, следствием чисто биологических факторов. Чтобы глубже вникнуть в природу явления и проблему причинно-следственных связей, необходимо изучить возрастные, половые и семейные профили кликуш, а также происходившее с ними в прошлом. Это требует отказа от патологических и биологических объяснений одержимости бесами в пользу вывода о том, что этот феномен представляет собой социокультурное явление, позволяющее социальным акторам – в данном случае, более слабым членам общества – снять стресс и приспособиться к своим эмоциям и жизненным обстоятельствам.

Имеющаяся база данных о 260 кликушах за период с 1820 по 1926 год позволяет предположить, что одержимыми становились преимущественно женщины (88,1%). Даже учитывая недостаток дошедших до нас сведений о мужчинах, признаки, которые церковь и крестьяне приписывали кликушам, позволяют предположить, что женщины гораздо чаще, чем мужчины, идентифицировали себя или были идентифицированы в качестве одержимых или кликуш. Эти женщины, как правило, были замужем (50,7%) или овдовели (3,1%). Из 229 кликуш одинокие женщины составляли всего 12,2%. Семейное положение 34,1% женщин, вошедших в базу, неизвестно. Большинство женщин из этой группы, вероятно, были тоже замужем, так как незамужних в России обозначали особо[643].

Средний возраст (по доступным данным), когда кликуши испытывали первый приступ, варьируется от 26 до 33 лет. Почти половина женщин имела индивидуальный опыт бесоодержимости, то есть они не были вовлечены в эпидемии одержимости. Индивидуальные случаи составляют 42,8% от общего числа. Такие жертвы могли испытывать симптомы одержимости от нескольких недель до нескольких десятилетий, а потом исцелиться. Случаи, чтобы женщина была одержимой всю свою взрослую жизнь, встречаются редко. Эпидемиям одержимости соответствует более высокий средний возраст первого припадка. Эти данные получены на основе исследования 18 эпизодов, в результате которых в деревне или приходе насчитывалось более одной жертвы одержимости. Во всех случаях, будь то индивидуальное или массовое явление, большинство женщин (75% в единичных случаях и 66,6% в случаях эпидемий) становились кликушами в детородном возрасте – от 18 до 40 лет. Женщины постменструального возраста чаще встречаются среди жертв эпидемий, чем в индивидуальных случаях (25,5% против 4,8%). В то время как признаки одержимости в ходе эпидемий проявлялись у 57 % женщин, вошедших в базу, для мужчин этот процент выше: 65% от общего числа. Преобладание женщин среди жертв одержимости в российском контексте соответствует картине, характерной для современного развивающегося мира. Объяснения этого гендерного дисбаланса могут быть разными.

Согласно современному нейробиологическому психиатрическому мышлению, гендерный характер кликушества и его периодических коллективных проявлений четко вписывается в типологию, отдающую предпочтение патологическому объяснению истерии или «массовой истерии» – типологию, уже разработанную российскими психиатрами на рубеже XIX–ХХ веков. Современные психиатры не подтвердили бы у кликуш синдром Туретта. Отчасти потому, что это генетическое заболевание не делает различий между мужчинами и женщинами и не