Я ее горячо поблагодарила, а потом спросила, не знает ли она, где Аманда. Мне очень хотелось снова с ней повидаться. Она, можно сказать, мой единственный друг. Тоби сказала, что, может быть, получится выяснить.

После этого мы мало общались — Тоби сказала, что это будет выглядеть подозрительно, хоть она и не знала, кто может за нами следить, — но мы время от времени перекидывались парой слов и кивали друг другу. Я чувствовала, что она меня охраняет — защищает силовым полем, вроде как в фильмах про инопланетян. Хотя, конечно, я это просто придумала.

Однажды, почти через год после моего появления, Тоби сказала, что нашла Аманду через общих знакомых в Интернете. Тоби сообщила мне новость, которая меня удивила, хотя, если вдуматься, это было не очень удивительно. Аманда стала биохудожницей: она делала инсталляции с использованием Созданий или частей Созданий, широкомасштабные, на открытом воздухе. Оказалось, что она живет у западного входа в Парк Наследия. Тоби сказала, что организует мне пропуск, если я хочу повидать Аманду, и распорядится, чтобы меня отвезли в розовом фургончике «НоваТы».

Я бросилась Тоби на шею, но она велела мне быть осторожней: девушки из прачечной не обнимаются с менеджерами. Потом она сказала, чтобы я не шла у Аманды на поводу: Аманда никогда не знает меры, не осознаёт пределов собственной силы. Я хотела спросить Тоби, что это значит, но она уже повернулась и ушла.

В день визита Тоби сказала мне, что Аманду предупредили; но мы должны укрыться в помещении, прежде чем начать обниматься, визжать от радости и все такое. Тоби дала мне корзинку с продукцией «НоваТы» для доставки, как предлог, если фургон остановят и спросят меня, куда мы едем. Водитель меня подождет; но у меня есть только час, потому что, если девушка из «НоваТы» вдруг начнет бродить по Греховному миру, это будет выглядеть подозрительно.

Я сказала, что, может быть, мне лучше переодеться, но Тоби ответила: нет, тогда охранники начнут задавать ненужные вопросы. Так что я надела розовую накидку «НоваТы» поверх рабочего розового халатика и хлопковых штанов и отправилась в дорогу с розовой корзинкой. Как Розовая Шапочка.

Фургон «НоваТы», как и планировалось, довез меня до обшарпанного здания — кондоминиума, где жила Аманда. Я помнила, что сказала Тоби, и подождала, пока за мной закроется дверь в квартиру, где ждала Аманда. Тогда мы с ней хором сказали: «Не может быть!» — и бросились друг другу на шею. Но ненадолго: Аманда никогда особенно не любила обниматься.

Она выросла с тех пор, как я последний раз видела ее живьем. И загорела — несмотря на солнцезащитные кремы и широкополые шляпы, — потому что много занимается инсталляциями на открытом воздухе. Это она мне объяснила. Мы пошли на кухню, где стены были увешаны ее рисунками и кое-где — разными костями, и выпили по бутылке пива. Я никогда не любила алкоголь, но это был особенный случай.

Мы стали вспоминать вертоградарей — Адама Первого, и Нуэлу, и Муги Мускула, и Фило Тумана, и Катуро, и Ребекку. И Зеба. И Тоби, но я не сказала, что она теперь Тобита и работает менеджером в салоне красоты «НоваТы». Аманда объяснила, почему Тоби пришлось уйти от вертоградарей. Оказывается, за ней охотился Бланко из Отстойника. А он, по слухам, мочил всех, кто ему хоть как-то не угодил. Особенно женщин.

— Но почему Тоби? — спросила я.

Аманда ответила: говорят, они когда-то давно не поладили на почве секса. И это очень странно: Тоби и секс, казалось нам, несовместимы, отчего мы, дети, и прозвали ее Сухой ведьмой. А я сказала: может быть, Тоби мокрее, чем мы думали. Аманда расхохоталась и сказала, что я такая большая, а в сказки верю. Но теперь я знала, почему Тоби сменила личность и прячется.

— А помнишь, как мы говорили: «Тук-тук, кто там?» Я, ты и Бернис? — спросила я. Пиво постепенно туманило мне голову.

— Ганг. А дальше? — подхватила Аманда.

— Рена, — сказала я, и мы обе покатились со смеху, и немножко пива попало мне в нос.

Я рассказала Аманде про встречу с Бернис и про то, что она осталась такой же сварливой. Мы еще немножко посмеялись. Но про мертвого Бэрта упоминать не стали.

— А помнишь, как ты хотела устроить мне праздник и заставила Шекки и Кроза притащить супершмаль? И мы все залезли в будку голограммера, и меня стошнило?

Мы еще посмеялись.

Она сказала, что у нее два соседа по квартире, тоже художники. И еще, впервые в жизни, у нее появился «бойфренд с проживанием». Я спросила, неужели она в него влюблена, и она сказала:

— Ну, в жизни все нужно хоть один раз попробовать.

Я спросила, что он за человек, и она сказала, что он очень милый, только по временам депрессует из-за какой-то девочки, в которую был влюблен еще в школе. Я спросила, как его зовут.

— Джимми. Может, ты его знаешь — вы учились в Здравайзеровской школе примерно в одно и то же время.

Я вся похолодела. Аманда сказала:

— Вон его фотография на холодильнике — третья сверху, в правом ряду.

Это действительно был Джимми. На снимке он облапил Аманду и ухмылялся, как лягушка под током. Мне словно гвоздь в сердце вогнали. Но я знала, что нет смысла рассказывать Аманде и все ей портить. Она ведь не нарочно.

Я сказала:

— Да, он очень симпатичный, но мне уже пора идти, водитель ждет.

Аманда спросила, не случилось ли чего, но я сказала, что все в порядке. Она дала мне номер своего мобильника и сказала: в следующий раз, когда я приду в гости, она обязательно пригласит и Джимми тоже, и мы будем есть спагетти.

Как было бы хорошо, если бы любовь можно было раздавать одинаковыми порциями, чтобы всем досталось. Но моя судьба сложилась по-другому.

Я вернулась в «НоваТы» совершенно убитая и подавленная. Почти сразу после этого я развозила полотенца по комнатам на тележке и едва не наткнулась на Люцерну. Ей по расписанию должны были делать очередную подтяжку. Тоби меня предупреждала каждый раз, как Люцерна собиралась прийти, чтобы я пряталась и не попадалась ей на глаза, но из-за Аманды и Джимми у меня все вылетело из головы.

Я улыбнулась Люцерне — нейтрально, как нас учили улыбаться клиентам. Я думаю, она меня узнала, но отмахнулась от меня, как смахивают пушинку с одежды. Не то чтоб мне очень хотелось ее видеть или общаться с ней, но мне было ужасно неприятно, что она тоже не хочет меня видеть и слышать. Когда твоя родная мать делает вид, что тебя нет на свете, чувствуешь себя так, словно тебя стирают с лица земли.

В этот момент я поняла, что не могу оставаться в «НоваТы». Мне нужно было оторваться от всех — от Аманды, от Джимми, от Люцерны, даже от Тоби. Я хотела стать совершенно другим человеком, не быть никому обязанной и чтобы мне никто не был ничем обязан. Никаких ниточек, за которые меня можно было бы дергать. Никакого прошлого. Никаких вопросов. Я уже устала задавать вопросы.

Я нашла визитку Мордиса и написала Тоби записку, в которой благодарила ее за все и объясняла, что поличным причинам не могу больше оставаться в «НоваТы». У меня еще был тот пропуск, по которому я ходила к Аманде, поэтому я ушла тут же. Все было разрушено, погублено, и для меня нигде не было безопасного места; а если уж мне суждено находиться в опасном, то пусть меня там хотя бы ценят.