Я тебе про нее для затравки рассказал. Чтоб ты повелся на нашу замануху и испытал дверь. Что, проглотил, лопух? Ты с самого начала нам нужен был только в качестве отмычки. Читал Пикник?[25]

А мой предок — Михаил Селиванов. Да и Алексея, кстати, тоже. Парадокс, да? Мы с ним троюродные братья! Почему он, по-твоему, в 94-м ко мне пришел? Он только мне и мог довериться. Его родители к этому времени уже умерли. Мои ему бы не поверили. Да и в ссоре они были. Я единственный из его ближайших родственников остался. Остальные — седьмая вода на киселе. Все равно что чужие люди. Только вот не смог я тогда ему как следует помочь. Малой ещё был. В школе учился.

Я его рассказу сразу поверил. Как увидел медальон на его шее, тут же все понял! У нас ведь такой же медальон был. Около иконы висел на цепочке. Под номером два. Слышишь? Под номером два! Я потому и на исторический пошел. Как Михаил Селиванов! Этот медальон — не просто наследство. Это память! Скрепа! Где он?!

— Слушай, я тебе его верну, — сдался Максим, — он мне не нужен. Когда все это закончится, получишь его обратно. Обещаю.

— Плевать мне на твои обещания! Мне мой медальон гарантированно нужен! Говори, паскуда, куда его дел? У бабы своей оставил?

— Не тронь ее! — неожиданно для себя вскипел Максим и попытался встать, одновременно почувствовав тупую боль под сводом черепа и твердую руку Игоря на своем плече. Сотрясение делало его слабым.

— Значит, у бабы, — злорадно ухмыльнулся Ефим, — где конкретно? Или нам заглянуть к ней, пока она дома, чтобы сама все показала?

— Она тут ни при чем, и ничего не знает! — зло прошипел Максим, — медальон лежит в чемодане. Синий чемодан с оранжевыми вставками. В переднем кармане…

— Другое дело, козлина! — удовлетворенно воскликнул Ефим, забирая у Максима почти полный стакан.

— Что, Ефим все про свой медальон допытывает? — почти добродушно воскликнул вернувшийся в комнату Алексей и, не дождавшись ответа, продолжил. — Ты лучше отдай, он за него глотку перегрызет…

— Это точно, — самодовольно хмыкнул Ефим, польщенный поддержкой своего кузена.

— Ну что, готовы? — поинтересовался Алексей. — Тогда погнали! Время работает против нас!

Время работало против всех. В этот самый момент на мосту через Клязьму в жуткую пробку попали те самые два микроавтобуса, которые очень спешили в место последнего пеленга телефона своего глубоко законспирированного агента. А всё из-за того, что кто-то не уступает дорогу при слиянии двух полос, кто-то слишком близко прижимается к впереди идущему транспорту, а кто-то просто не думает о других участниках дорожного движения.

Первыми из дома вышли Алексей и Ефим. Ефим прошел к калитке, выглянул на улицу и, убедившись, что там никого нет, приглашающе махнул рукой. После этого Игорь вывел Максима из дома. Очевидно, что злобная четверка не хотела, чтобы их соседи или случайные прохожие увидели, как через участок ведут избитого мужчину со связанными скотчем руками.

На улице был один из тех дней, когда солнца не было видно, и небо застилала плотная белая пелена, отчего возникало какое-то домашнее ощущение. Низкое небо было очень похоже на потолок. Максим вздохнул свежего уличного воздуха и, наступив на свежескошенный газон, поймал себя на мысли, что слишком уж буднично он отправляется на заклание. Как будто в этом мире подобные преступления стали настолько обыденными, что скоро даже перестанут быть сюжетом для криминальных романов, детективных сценариев и документальных хроник. Настолько праздно вели себя похитители. Они особо не напрягались от осознания неотвратимости наказания, не маскировались, не перебегали ночью от угла к углу, от тени к тени. А спокойно в полный рост средь бела дня, для проформы выглянув за калитку, вели похищенного человека на верную гибель. Максим даже расстроился такому проявлению правового нигилизма. И, возможно, еще до конца дня он полностью бы утратил веру в органы правопорядка и даже институт уголовной ответственности, но тут произошло неожиданное.

— Всем стоять! — раздался срывающийся на писк крик Святослава. — Стрелять буду!

Кроме физики его страстью было краеведение. Он часто брал отгулы и ездил во Владимир, где закапывался в государственном архиве. Особенно его интересовала история родного края — Подольской волости Владимирского уезда. Никому никогда не пришло в голову проверить, действительно ли уважаемый доктор физико-математических наук, профессор, ветеран Великой Отечественной войны родился и жил во Владимирском уезде.

Он скрупулезно искал информацию о таинственных озерах в Баглачево. И вот, когда уже не оставалось сомнений, что об этих озерах никому не было известно вплоть до их случайного открытия при строительстве испытательного полигона НИИ «Луч», он наткнулся на статью Николая Ивановича Никольского — сына баглачевского священника из Борисоглебского погоста. Небольшая заметка в неофициальной части Владимирских губернских ведомостей. О поверьях и сказаниях.

Там-то он и прочел предание об угоднице Ирине, занимавшейся врачеванием и проповедовавшей православную веру. О баглачевских знахарках, которых по традиции нарекают Иринами. О том, как они лечат ветрянку и разные килы, как читают молитвы и заговоры. И каково же было его удивление, когда следом за этим он наткнулся на поверье о таинственных озерах, нырнув в которые можно допытаться любой правды. Но плата за это — жизнь. Озера могут либо сгубить человека, либо забрать часть его жизни. А находятся эти озера где-то в лесу в болотах. И у местных есть запрет на посещение тех болот.

Вот оно! Озера с аномальными свойствами. А угодница Ирина — не его ли товарищ по эксперименту? Не темпонавт ли Кузнецова? Он стал изучать остальные заметки Никольского, но больше ничего ни об озерах, ни об угоднице Ирине не нашел. Все остальные его публикации были о хороводах, песнях и играх, крестьянском браке. Он выяснил, что Никольский скоропостижно скончался в 1905 году в самом расцвете сил. Не дома, а в совершенно другом месте — у своих теток в соседней волости. В селе Арбузово.

Он чувствовал, что здесь что-то не так. Он стал копать дальше. Поехал на лето в Арбузово и поселился в доме у местного священника. Очень странно, что в советское время храм продолжал действовать. Это был один из самых лучших периодов его жизни, который все расставил по местам. Он много беседовал с батюшкой, посещал службы, подружился с жителями села, помог кое-кому решить житейские проблемы. В конце концов, в руки ему попал дневник Никольского. Небольшая книжица в потертом кожаном переплете. Это было настоящее сокровище.

Из этих записей он узнал об исследованиях Николая Ивановича, ради которых