Ривка отмахнулась, как будто еда совершенно не имела для нее значения, и, не выходя из образа, отхлебнула горьковатую бурду, словно каждый день своей взрослой жизни пила напиток из цикория. Она взглянула на часы и подхватила фотоаппарат в чехле. Джейсон восхищался тем, как быстро она вжилась в роль журналистки – не понадобилось никаких уроков.

С дальнего конца платформы раздался резкий свист. Джейсон едва не лишился чувств, когда они с Ривкой вскочили в поезд.

– Билеты! Билеты! – кричал идущий по проходу кондуктор.

За ним следовал нацистский патруль, проверяя документы, шаря по лицам, вглядываясь в написанное. Даже это стало уже привычным. Казалось, этим ранним воскресным утром ни один солдат не думал о шпионах и саботажниках.

Джейсон откинулся на сиденье, натянул шляпу на глаза и сделал вид, что спит.

Первая воскресная рождественская служба, рождественские песнопения, деревенские ярмарки сулят не только великолепные снимки, которые можно будет передать в нью-йоркские газеты, но и возможность затеряться в толпе. Сперва он найдет курата Бауэра – пусть тот проведет их по деревне. Джейсон надеялся увидеть Лию Гартман, дирижирующую детским хором. Но больше всего ему хотелось поговорить с ней наедине. После того рейда он узнал только одно: Лии запрещено покидать Обераммергау, запрещено путешествовать для того, чтобы продать работы мужа. Но что это означало для Рейчел и Амели? Если бы он только мог быть уверен в том, что они в безопасности! И Джейсону просто необходимо было забрать одну пленку.

Как ему остаться наедине с замужней немкой, которая в этот знаменательный день руководит детским хором? Или попасть к ней в дом, не вызывая подозрений? «Все в Твоих руках, Господи. Я понятия не имею, что мне делать. Со мной Ривка, наш первый пробный шар. Позаботься о ней, Господи! Направь нас. Спаси и сохрани ее».

* * *

Уже много недель Рейчел не выходила на улицу – впервые с тех пор, как она попыталась бежать и ее едва не поймали. Она не предполагала, что будет рада вновь перевоплотиться в женщину средних лет, но наряд, который достала из своих запасов бабушка, стал для Рейчел пропуском к свежему воздуху и свободе. Девушка с радостью согласилась сыграть роль дальней родственницы мужа фрау Брайшнер, приехавшей из Штелле с внуком на рождественскую ярмарку.

Рейчел и Хильда дождались, когда Лия уйдет в церковь к детям из хора, собравшимся в стайку. Подождали еще немного: пока фрау Хелльман, любопытная соседка, разрядившись в пух и прах, отправится на воскресную службу. Наконец бабушка и внучка натянули на Амели курточку и бриджи, взъерошили недавно подстриженные кудри, на голову нахлобучили кепку, подвязали лоскутом подбородок, как будто у нее разболелся зуб и она не может разговаривать, и побрели по заснеженному холму в городок в толпе других беженцев, временных рабочих и местных жителей.

Сыграть роль пожилой родственницы – хорошая практика перед тем, как перевоплотиться в Лию, что нужно будет сделать на следующей неделе. Но если там будет Джейсон Янг (а курат обещал Лии, что американец приедет), Рейчел не была уверена в том, что сможет унять сердцебиение или скрыть радостный блеск глаз. У нее было время – долгие-долгие недели, – чтобы оценить жертвы, на которые ради нее и Амели пошел Джейсон, долгие недели, чтобы вспоминать его страстный фокстрот, непослушные волосы, падающие на лоб и иногда скрывающие один глаз.

– Обрати внимание, – негромко велела Рейчел бабушка, улыбаясь, как будто они с родственницей были увлечены разговором. – Надо все время держать Амели за руку. Если не сможешь, признайся в этом прямо сейчас, дорогая.

Рейчел отогнала мысли о Джейсоне. Она не собиралась возвращаться назад в шкаф, как нашкодивший щенок. Девушка вновь улыбнулась, но на сей раз это была улыбка немолодой фрау.

Рождественская ярмарка была в самом разгаре. Рейчел разглядела сестру. Та велела детям из хора строиться на площади, которую расчистили от снега лопатой. За Лией по пятам следовал член гитлерюгенда в форме.

Пока поющие дети шли по деревне, бабушка шепотом называла каждого из них по имени. Рейчел в свою очередь запоминала все, что видела, как будто готовилась к грандиозной премьере.

Имена детей врéзались ей в память, к каждому она приклеила ярлыки с характерными чертами. У Галли соломенные спутанные косички и яркие ленточки. У Терезы нет переднего зуба и весь нос в веснушках. Герберт – с ушами-блюдцами, торчавшими по обе стороны его маленького личика. По описанию Лии узнать Генриха Гельфмана было парой пустяков: в каждой черточке его лица сквозило озорство.

Амели широко открытыми глазами смотрела на происходящее. Бабушка обнимала малышку, рассказывая всем, что это внук ее родственницы.

– Так жаль, что у малыша болит зуб и воспалилось ухо! Воспаление настолько серьезное, что он ничего не слышит. Чем ему помочь? Завтра они поедут домой к своему стоматологу. Мы не хотели, чтобы мальчик пропустил рождественскую ярмарку.

Они как раз выбирали, к какому лотку подойти, когда из-за угла стоявшей перед ними палатки вышел Джейсон. Он был всего в полутора метрах от них в компании привлекательной девушки в американском костюме. Янг оцепенел от неожиданности среди круговорота черных и красных национальных костюмов. Сердце Рейчел отказывалось ее слушать. Она уронила сумочку и отпустила руку вырывавшейся Амели. Обе упали в снег. Бабушка подхватила Амели на руки. Рейчел слишком поспешно, слишком легко для женщины в возрасте, которую она изображала, нагнулась и стала собирать содержимое сумочки: нащупала пудру, платок и драгоценные поддельные документы.

А потом Джейсон оказался рядом с ней, наклонился и неловко помог ей собрать оставшиеся вещи. Он был так близко, что Рейчел чувствовала его дыхание на своих волосах, но не могла говорить.

– Прошу вас, meine Frau, позвольте вам помочь.

Джейсон взял ее за руку, помог выпрямиться. Он улыбался своей обычной улыбкой рыцаря, хотя и морщился при этом и почти не смотрел Рейчел в глаза.

– Благодарю вас, – выдохнула она – слишком чистым и четким голосом для женщины пожилого возраста.

Джейсон замер.

– Я хотела сказать «спасибо». Спасибо, юноша, – попыталась исправить ошибку Рейчел.

Джейсон не двигался, застыв как столб. Его глаза засияли. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Рейчел покачала головой – едва заметно – и отшатнулась.

К нему подошла его юная спутница.

– И что же вы хотите, чтобы я сфотографировала в первую очередь, шеф?

Рейчел попятилась, потянув за собой вырывавшуюся из рук бабушки Амели. Когда девочка заметила Джейсона, ее глаза засияли, маленькие ручки потянулись к журналисту. В его взгляде тоже читалось страстное желание ее обнять, но вместо этого он отвернулся. Рейчел почти ничего не видела перед собой из-за охвативших ее радости и возбуждения. «Он здесь, жив-здоров… но кто эта женщина рядом с ним?»

Бабушка помогла увести капризничавшую, вырывавшуюся Амели к другой палатке. Рейчел чувствовала на себе взгляд Джейсона, поэтому неохотно продолжала играть свою роль. Подняв голову, она поймала взгляд курата Бауэра, того самого священника, которого видела с Лией на вокзале. Рядом с ним стоял священник постарше и тоже не сводил взгляд с их троицы: с самой Рейчел, бабушки и Амели. Рейчел отвернулась. «Какая я дура! Полная дура!»