Время, как уже было не единожды, словно замедлилось. И пока разгоралась битва, Дин рыкнул нам с Эльсой, подтолкнув в спины:

— Под котлы, живо!

В таких случаях я привыкла повиноваться беспрекословно, Эльса тоже не противилась, коль запахло жареным.

Сидела я, скрючившись, под котлом, прислушиваясь к шуму и скрежету снаружи, и точно от страха у меня в голове помутилось. Потому что подумала: придется потом отмываться не от дерьма, а от каши, остатки которой попали за шиворот, сползали по щеке. Облизала пальцы, после того как стерла кашу с лица. Вкусно, однако! Поскребла когтем черпак, доела кашу и оттуда. Тут по моей «крыше» что-то вжикнуло, напомнив свистом стрелу…

Я чуть-чуть приподняла котел, а там жуть жуткая — кровавое побоище. Клочья одежды валяются на земле: времени раздеться, конечно же, ни у своих, ни у чужих не было. Частью южане бьются в полном обороте, а частью напоминают душников, полузверей, используя луки, кинжалы, кистени и прочее, и немаловажное оружие — звериную силу.

В лицо мне полетели камешки и пыль — перед носом мелькнули тигриные лапищи, оттолкнувшиеся от земли в стремительном прыжке. Дин воевал в полной звериной ипостаси и мощной когтистой лапой рвал вероломных наемников до самых потрохов. Это было настолько чудовищно, что меня нещадно затошнило. А огромный полосатый красавец-тигр в кровавом запале раскидывал в стороны поверженных врагов с вывернутыми наружу внутренностями и рычал так, что кровь стыла в жилах.

Из-под соседнего котла на меня зыркнула Эльса — глазищи испуганные, круглые, поди у меня такие же. Затем схватила стрелу, упавшую рядом с ней, и ловко пырнула ею в лапу наемника волка, хотевшего со спины напасть на ее Шая, тоже бившегося в облике огромного двухцветного зверюги и уже свернувшего шею чересчур прыткому главарю. Его голова, лежавшая рядом с телом, смотрела на меня страшными мертвыми глазами.

Поймав себя на том, что позорно пищала, подобно слепому, беспомощному котеночку, в последний момент успела убрать пальцы из-под края котла и отдернуть голову — сверху на него что-то рухнуло и зарычало, потом перекатилось и упало рядом, яростно завывая и шипя. Злобные коты! Я рискнула выглянуть снова и на миг опешила: двое гепардов рвут нашего Глена-леопарда; один — душит, второй — полосует когтями окровавленную золотисто-пятнистую шкуру. Я откинула котел — и врезала черпаком душителю по голове. «Оружие», по счастью, оказалось крепким, недаром медвежьим.

Этой подмоги Глену хватило, чтобы перекинуть через себя оглоушенного гепарда и разорвать горло и ему, и второму. Не успела я опомниться, рядом возник тигр, весь в крови, с оскаленной жуткой мордой, злобно рыкнул и огромной лапой затолкал меня под котел. Но разве я могла хотя бы не выглянуть в щель? Мелькали лапы тигра, леопарда и десяток других… И тут до самых печенок продрал слаженный торжествующий вой гиен, похожий на смех спятившего оборотня. Дашек и Мишек — знакомые голоса. Ох и воют! Затем раздался рев Наума и чужой медвежий.

Я решила, что хуже быть не может, но по днищу моего котла проскрежетали чьи-то когти, затем мое укрытие подвинули с целым пластом земли. Видимо, опять кто-то упирался лапой. Мои мысли скакали с одного на другое: как же случилось, что жизнь превратилась в сплошной кавардак, постоянную беготню, прятки от смерти и терзающий душу ужас за себя, обозников и любимого? За что мне все это? И главное — когда закончится опасный путь?

Дальше я молилась Луне, сжимая в кулаке амулет мамы. Просила, чтобы богиня и мамин дух защитили тех, кто сейчас воюет с черными чужаками. Их семьдесят пять, а своих гораздо меньше. Сможем ли мы выжить при таком раскладе? Конечно, южане сильные воины, но и наемники привыкли воевать и убивать. Страх терзал меня сильнее, чем перед стаей душников. Тогда я готовилась умереть только с Эльсой, а сейчас мы, не приведи Луна, можем полечь все, а ведь я успела узнать, к каким хорошим и добрым оборотням попала.

Рев нападающих, крики умирающих, стоны и скулеж неожиданно смолкли. Тишина давила неимоверно. Можно подумать, что за пределами моего укрытия никого не осталось в живых, если бы не едва уловимая дрожь земли от удаляющихся лошадей, бьющих копытами, и топот убегающих людей или зверей…

Наконец я решилась выглянуть. Свои разбрелись по лагерю, тяжело, с присвистом дыша, утирая кровь, зажимая раны и оглядывая вытоптанное поле боя в поисках недобитых врагов. Земля, залитая кровью, внутренности, мертвые, искалеченные тела людей и зверей. Вдали мелькают головы удирающих наемников — тех, кто не выдержал и сбежал с поля боя. В нос ударил запах смерти. Хотелось волком выть и бежать отсюда куда глаза глядят.

Подошел и рухнул рядом со мной тигр. Живой! Полосатые бока ходуном ходят. Хвала Луне, отделался он только рваными неглубокими ранами. Откинув котел, я на четвереньках кинулась к нему. Обняла и зажмурилась, радуясь своему счастью. И такой родной и любимой была мощная пушистая тигриная шея и уставшая морда — не передать словами!

— Живой! — мурлыкнула я, целуя его нос. — Живой! Любимый мой!

— Главное — ты цела, моя кошка-крошка! — Я с трудом разобрала, что сказал мой тяжело дышавший тигр. — Р-родная!

Потискав тигра, я решила сбегать за водой, ведь воинам надо напиться и умыться. Схватила ведра и ринулась к колодцу. За мной понеслась радостная Эльса. За ней побрели полосатый волк и тигр, не захотевшие оставить нас без присмотра, когда вокруг — тихий ужас!

Мирон вытаскивал из-под тюков рыдающую Хвесю. Увидев нас, она быстро утерла слезы и замолчала. Было видно, что обрадовалась и старалась взять себя в руки. Шай приказал выставить охрану из самых крепких и целых. Наум-медведь сносил раненых южан в центр лагеря. Мы с Эльсой и Хвесей, дрожа от пережитого кошмара и украдкой вытирая слезы, разносили бойцам воду.

Кто-то разжег костер, я поставила греться воду в маленьких котелках, насыпав туда травяных сборов. Сейчас нужны и кровоостанавливающие, и противовоспалительные, и укрепляющие. Не всем повезло неглубокими ранами отделаться, но обессилели все. Работы мне предстояло — как никогда.

Мы с подругами старательно не смотрели по сторонам, занимаясь ранеными. Ни к чему было дальше расстраиваться, и так хватило лиха, тем более живых черных наемников добивали. Но эти лиходеи знали, куда и зачем шли, и на пощаду не надеялись: слишком длинный след из смертей невинных за ними тянется. Трупы и останки уносили подальше, за бугор. Зверье потом поживится, растащит наскоро сделанный могильник. А сейчас наши навоевавшиеся мужчины нуждаются в заботе и уходе.

— Двое погибли, — горестно, потерянно прошептала Хвеся, вернувшись от костра побледневшей и будто пришибленной.

— Не плачьте, все мы вызвались добровольцами в это посольство, — успокаивал раненый кот, которому чуть не разорвали горло. — Каждый знал, что эта поездка могла быть в один конец. Нас могли и в княжеском дворце завалить. Но предупредить зарвавшегося властителя всея Зеленой стороны мы были обязаны.

— Холостые хоть, а то как сказать детям, что сиротами остались… — Хвеся горько качала головой, прислушиваясь к разговору у костра, где обсуждают, как быть дальше.