Руби у длинного костра сухо хлопнул в ладоши, когда Мона достала половинку кредита из-за уха у Мари. Та захлопала в ответ, чуть сильнее, чем следовало бы – но в ее цветах не было особой радости. Только настороженность и спокойствие, как у генерала, готовящегося принять битву. Мона засмеялась, а Мари заговорила с Руби – сначала шутливо, потом более серьезно, заставляя фокусника волноваться.

Белокурый акробат по имени Курт поднял над собой светловолосую подругу Йоко, Лилит, стоя на самом краю трейлера, тонкой полосе, скрепляющей стенки и крышу – и уронил вниз, поймав в последний момент. Взлетели в воздух тонкие косички. Девушка сгруппировалась, подпрыгнула, будто утратив вес – и застыла над ним, вверх ногами, упираясь ладонями в его ладони.

Борцы возились у дальнего костра. Один, постарше, присел, отдыхая, второй встал напротив Джекки, присевшего в стойке, пригнулся, замахиваясь – и ударил Джекки кулаком в ухо, опрокинув его в песок. Джекки мгновенно вскочил – но следующий удар, с другой стороны, заставил его буквально перекувыркнуться в воздухе. И лишь после третьего Мириам наконец-то увидела, что удары не достигают цели – каждый раз кулак старшего миновал голову Джекки в каком-то дюйме, оставляя тому только изобразить падение, видимо, являющееся частью представления.

Арго, сидя в непроницаемой тени, под краем шатра, молча наблюдал за ними.

– Я отойду. – Внезапно решилась Мириам, и встала. Суонк глянула на нее задумчиво, и кивнула:

– А то, сестричка. Я для тебя супу наберу.

Ткань шатра, провисая длинными складками, колыхалась на ветру – будто что-то живое, огромное, двигалось за ней, то и дело касаясь боками. Песок гасил падения Джекки, делая звуки ударов едва слышными. Борец, сидящий на корточках рядом с Арго, поднял бритую голову, глянул на Мириам, и сказал:

– Шла бы ты к акробаткам, женщина. Не твое тут…

Арго неторопливо протянул руку, и шлепнул его по затылку – пальцами, даже не ладонью, уронив лицом в песок.

– Она со мной рядом дралась, в Хоксе. – Гладиатор говорил спокойно, без угрозы. – А ты кто?

Мириам молча присела возле Арго, с другой стороны, на краешек драного серого одеяла. Борец встал, покосился на нее, и пошел к своим товарищам. Джекки больше не били – теперь он смотрел, как двое мужчин постарше бросают друг друга, по очереди приседая и хватая противника за ноги.

У большого костра смеялись – к нему перебрались Руби с девушками, а теперь подошла и Йоко, и они обсуждали что-то, активно жестикулируя. Арго смотрел в противоположную сторону, на борцов. В его цветах Мириам больше не чувствовала злости – в них была тоска, та самая, которую она видела ночью, на площади в Хоксе.

– Расскажи мне. – Тихо попросила она.

– О чем?

– Ты ненавидишь того человека?

– Человека?

– Которого мы встретили на дороге. Работорговца.

– Это не человек. – Арго жутко улыбнулся. – Это тварь, которую когда-нибудь порубят на куски, и сожгут. Конечно, я его ненавижу.

– И поэтому… грустишь?

– Я вовсе не… – Арго впервые посмотрел на нее прямо, с чем-то, похожим на восхищение, в глазах. – А, ты же все видишь. Грусть? Так вот как это называется. Никогда не знал. Похоже на ядовитого скорпиона, на яд, грызет изнутри, днем, и ночью.

– Так и есть. – Согласилась Мириам.

– Только от него не умирают. Мой яд, и мой скорпион, и Дарио он не касается.

– А… меня?

– Тебя? – Арго тряхнул головой. – Да я скорее сам себе шею сверну, чем позволю, чтобы оно тебя коснулось. Не бойся…

– Это не я боюсь.

Арго не ответил, замолчав надолго. Длинные тени борцов плясали по складкам шатра, изгибаясь и вытягиваясь, впиваясь в песок непропорционально длинными ногами, хлеща друг друга изогнутыми плетями рук. Смех у длинного костра стих – Мари, жестикулируя и танцуя, рассказывала что-то Руби, Джейд, и сидящим рядом с ними акробаткам. У Йоко, сидящей ближе всех, смешно приоткрылся рот.

– Кого-нибудь другого, за такие слова… – Арго не закончил фразу, снова замолчав.

– Ты сам говорил, что бояться могут все.

– В бою.

– Я знаю, что ты не трус. И это… не такой страх.

– Тогда сама скажи, какой.

Теперь надолго замолчала Мириам, подбирая слова. К Мари, рассказывающей историю, присоединилась Мона – они говорили друг с другом, а потом начали драться, размахивая невидимыми мечами. Из темноты между трейлерами за спинами циркачей, на них смотрела Би – на этот раз именно она, а не Вероника. Стояла, скрестив руки на груди, и, слушала вместе со всеми.

– Мне тоже было стыдно. – Наконец, решилась Мириам. – Там, в Хоксе, когда мы гуляли, и я рассказывала тебе о… ну, ты помнишь.

– Да.

– Очень стыдно. Но если рассказать, то потом не так плохо.

– Ты говорила тогда, чтобы легче стало?

– Нет, но мне хотелось… говорить об этом.

– У мужчин иначе. – Возразил Арго. – Чтобы быть мужчиной, нужно поступать как мужчина – так я всегда думал. Твои поступки делают тебя – а с тем, кто поступает как зверь, нечего обращаться, как с человеком. Только вот… иногда ты просто чего-то не можешь. Исправить. Сказать. Заступиться. Отворачиваешься, и потом это становится ядом, трещиной, которая растет. То воспоминание, которое ты видела – это только минута. А были часы, и дни, и годы.

– Тогда… покажи мне.

– Что?

– Я не знаю, почему может быть стыдно, если ты не делал ничего плохого. Но если ты поделишься со мной, то я очень постараюсь понять.

– А ты… увидишь?

– Да. Я запомнила как это делала Мона, кажется. – Неуверенно улыбнулась Мириам. Арго улыбнулся в ответ, блеснув металлическим зубом:

– Ни одна девчонка мне ничего такого не предлагала, так что давай осторожней, не так, как в прошлый раз. И не надо ничего показывать этим ребятам, а то вывернешь им оставшиеся мозги.

– Ты шутишь? Только вспомни что-нибудь, где нет столько крови, если можно.

– Это трудно.

– И ничего очень неприличного, хорошо? – Мириам собралась, выхватывая из движения цветов гладиатора те, которые уже видела раньше, прикасаясь к ним, осторожно, как к оголенным проводам работающего ветряного генератора. – А то мне будет очень, очень стыдно…

Одно из цветных волокон шевельнулось под ее прикосновением. Она еще успела увидеть, как Мари склоняется над Моной, лежащей у костра, видимо, притворяющейся мертвой. И плачет, по-настоящему – а затем волокно дернулось, и воспоминание Арго ворвалось в Мириам, разбрасывая и круша все подряд, словно кар в ювелирную лавку.

Глава IV.

Интермедия VII.

Рассвет разбился о броню, блестящую черным лаком.