и тяжело сглотнул, уставившись на меня.

– Эстрелла, – сказал он, и озабоченность в его голосе заставила меня осторожно положить руку на траву, где недавно лежал козодой.

Я тряхнула рукой, и змея исчезла, оставив после себя желтые и зеленые чешуйки. Затем исчезли и они, и вокруг нас остался только облитый белым мир.

– Что, черт возьми, это было? – спросил Холт, глядя на Калдриса.

Двое мужчин обменялись взглядами, храня свои секреты. Потом моя половина взяла меня за руку и подняла на ноги. Он провел своей рукой по моей в поисках каких-либо следов змеи или козодоя, которых я трогала.

– Где змея, мин астерен? – спросил он, внимательно оглядывая мою руку.

Он даже закатал рукава туники, изучая мои руки.

– Время для ее рождения еще не пришло, – ответила я.

Где-то в подсознании я знала, что образ, который я увидела, – змея, обвившая мой палец, – был вспышкой из ее будущей жизни, которая показала нам мгновение, что наступит потом, когда душа отдохнет в Пустоте.

Перевоплощение, которое произойдет в будущем.

Холт перевел взгляд на меня, скрестив руки на груди.

– О да, потому что это – никакая не чертова жуть и вообще ничего такого.

21

Перед нами уже вырисовывались городские стены Трейдсхольда, которые выглядели совсем по-другому, если подъезжать со стороны главных ворот. Было что-то жуткое в том, как они выплыли из-за деревьев, но я никак не могла понять, что заставило меня содрогнуться. Адельфия осмотрела сам город, сообщив, что хотя там и находился небольшой отряд Стражи Тумана, но он, во всяком случае, казался довольно небольшим, и Дикая Охота вполне могла с ним справиться.

Стражей было совсем мало, и вступить в сражение с нами они могли только в одном случае – если им надоело жить. Тем не менее, когда мы приблизились к воротам, мне пришлось проглотить тошноту, вскипевшую у меня внутри.

Я была создана не для войны. Я была создана для мирной жизни, чтобы сидеть в удобном кресле в библиотеке, накрывшись пушистым пледом, и читать книги. И я так устала от гребаного холода, пробиравшего меня до костей.

– Ты остаешься рядом со мной. Что бы ни случилось, – сказал Калдрис, и его голос прозвучал у меня в голове строгим приказом.

Он вел себя так, будто у меня было намерение расстаться с единственным в мире существом, которое сделает все, чтобы защитить меня.

– У меня нет желания умирать, – напомнила я ему, вздрогнув, когда почувствовала его веселье через связь между нами. – Ну хорошо, в данный момент у меня нет желания умирать.

Он рассмеялся, звук был насыщенным и наполнил мою душу теплом перед лицом надвигающегося напряжения и возможной битвы. В голове у меня всплыло воспоминание об убитой птице, о ее крови, запачкавшей снег. Оно нависло надо мной, угрожая поглотить. Никогда раньше меня не тянуло к чему-то, что было неживым. Никогда раньше у меня не возникало желания приближаться к мертвым существам. Касаться их.

Но у меня не было и тени сомнения, что явившаяся мне змея была видением будущей жизни козодоя. Такое перевоплощение ждало его после Пустоты. Я знала это наверняка.

Пока мы двигались вперед, сокращая расстояние между нами и Трейдсхольдом, Калдрис в основном хранил молчание по этому поводу, но я чувствовала и его замешательство, и страх. Страх, который вселила в него я, и меня ужаснула мысль, что легендарный бог Мертвых боится того, кем я могу оказаться или кем могу стать.

Кем, черт возьми, я была, если не человеком?

Я взглянула на Адельфию, вспоминая слова, которые она сказала мне в ту ночь, когда мы познакомились. Как было бы здорово узнать, кто я на самом деле такая, и принять это, несмотря на возможные последствия.

Но что прикажете делать, если я не имею ни малейшего гребаного понятия, кто я есть?

Мы приблизились к воротам. Вперед выступили стражники, охраняющие город. Раздался лязг доспехов, и они направили копья в сторону нашей странствующей группы. А я смотрела мимо них – на тела, болтающиеся на городских стенах. Вот где был настоящий ужас.

Кем бы я ни была, я точно не была таким монстром.

На глазах у меня выступили слезы, когда я увидела, как вдоль всего периметра со стен свисают мертвые тела. Словно предупреждая всех, кто посмеет войти. Лицо Дункана было пепельно-серым, тело уже распухло, но, по крайней мере, ему нанесли лишь один удар в сердце, который и покончил с ним навсегда.

Но то, что сделали с Дженсеном… Такое мог сотворить только зверь, и я почувствовала, как напрягся у меня за спиной Калдрис. От Дженсена не осталось почти ничего, плоть была оторвана от костей. Ни один человек не смог бы сотворить такое, причинить такие страдания. Стража Тумана была гораздо больше заинтересована в том, чтобы вырезать сердца и на этом закончить.

– Он уже был мертв, мин астерен. Клянусь тебе, – сказал Калдрис.

Затылка коснулся прохладный воздух, окружив меня холодом, исходившим от мужчины, который был моей половиной. Мужчины, которого я приму как свою пару (я почти не сомневалась в этом) хотя бы для того, чтобы дать ему покой от хаоса его отношений с жестокой мачехой.

– Это сделал ты? – спросила я, сложив руки на коленях.

В голове у меня роились разные мысли, и я избегала прикасаться к нему. Тогда он сказал, что не убивал Дженсена, и я ему поверила. Теперь я верила ему, не сомневаясь, зная, что он не умеет лгать.

– Сила, которую я высвободил, чтобы убить напавшего на нас Стража Тумана. Она убила его, – подтвердил он, тяжело вздохнув. – Но сначала я дождался, когда Дженсену нанесут удар в сердце, и лишь потом раскрыл себя.

– Он видел тебя? До того, как у него остановилось сердце? – спросила я.

По мне волной ужаса прокатилась дрожь. Я помнила, что он выкрикнул мое имя.

Дженсен, конечно, был мудак, но он пытался предупредить меня. Он пытался поступить правильно в ситуации, которая оказалась полным дерьмом. Он знал, что сейчас умрет, смерть уже маячила перед ним. Но он понимал, что мне будет полезно узнать правду. Он пытался меня предупредить.

Горло у меня сжалось, и из глаз, горевших от такой горькой правды, были готовы пролиться слезы. Я ненавидела Дженсена. И я была далека от того, чтобы оплакивать его смерть.

Черт.

– Эти слезы… из-за него, детка? – спросил Калдрис севшим голосом.

Даже если бы он не убил этого человека тогда, я была уверена, что он убил бы его сейчас, если бы тот был жив. Он хотел убить его и раньше. Но если он узнает, что я испытываю по отношению к нему какие-либо эмоции, это только усугубит ситуацию.

– Ну, наверное, не совсем из-за него. Это не то, что ты подумал, – сказала я, касаясь его руки, чтобы успокоить