Камень уменьшился еще на один маленький кусочек, с кулак величиной. Ненавижу его! Мартышкин труд – это про меня и этот камень.

* * *

Ночью Бабка всегда уходит. Я уговаривала ее провести со мной хоть Новый год – но куда там! Она даже принесла мне карликовую бутылочку шампанского – из тех, что покупают в поездках в качестве сувениров. И ушла.

Я лежала с этой бутылочкой и думала, что даже не узнаю, когда пробьют часы, чтобы загадать желание. Салюты уже громыхали где-то далеко, но это ничего не значит: наши как начнут с восьми, так и зарядят на всю ночь, поди узнай, который час.

Эсмеральда и Дамба вдвоем вытаскивали газету из-под моего седалища. Они здорово растолстели за последнее время, и я догадываюсь, что газета им нужна для гнезд. После смерти Маленькой, Большой так и не появлялся. Буду воспитывать третью смену. Салютов крысы вообще не боялись – должно быть, бабахали слишком далеко. Я откупорила шампанское, карликовая пробочка отлетела с тихим «шлеп».

«Хочу домой».

«Где встретишь Новый год, там и проведешь», – шепнул внутренний голос.

Теплое шампанское мерзко пенилось во рту, я зажмурилась, а когда открыла глаза – за окном кто-то стоял.

* * *

Я даже вздрогнула – но нет, это не ПМ. Потом вспомнила, что надо завопить, а то этот случайный прохожий уйдет и я опять буду куковать здесь, когда могла бы спастись. Я открыла было рот, а он выдал:

– Ты здесь? – Молодой.

Я думала, что забыла его голос, ан нет.

– Нет, – говорю. – Ушла на базу.

– Не хами.

– А то что? Не позовешь на помощь, как обычно?

Он помолчал, закурил и шумно пыхнул дымом в выбитое окно.

– Эй, у меня тут беременные!

– Кто?

– Крысы.

– Дура. Кого я позову, когда меня самого ищут.

– Все еще?

– Ага. Ты-то знаешь, что это не мы убиваем, видела небось. А этим не объяснишь… В городе уже куча народу пропала, а валят то на нас, то на маньяка, которого никто не видел, то нас считают маньяками.

– А башка? Помнишь, вы приходили и говорили: «Куда башку спрятал?»

– Баранью. Барана мы в деревне увели.

– У которого есть семья?

– Ну это же шутка… А те школьники из новостей…

– Какие?

– Ах да, ты ж новости не смотришь. В общем, еще в конце лета пропала компания школьников. И после куча народу…

– Знаю.

– Откуда?

Я промолчала, чтобы не отвечать на глупый вопрос, и подумала, что Бабка дает мне явно не те газеты.

– Ты… это… Может, притащишь милицию сюда, пока у тебя еще есть живой свидетель? Может, тебе еще и грамоту дадут за спасение одной из пропавших школьниц.

– Дура.

Вот и поговорили.

Он пыхнул дымом в окно. Бросил окурок под ноги и присел на оконный проем.

– Тебе не скучно здесь?

– Не жалуюсь.

– С крысами лучше?

– У меня нет выбора.

– А я?

Я хрюкнула. Думала, он добавит: «Я же лучше крысы».

– Не смейся. Думаешь, мне не совестно?

– Думаю, нет.

– Да я…

Где-то бахнул салют, и небо за спиной Молодого на секунду осветилось, а вместе с ним и окно. В разбитом оконном проеме глянцево блестела ПМ.

* * *

Я еще не верила своим глазам – мне так хотелось думать, что я ее убила.

– Замри!

Молодой оглянулся, схватившись за раму, тут же отдернул руку и взвыл:

– Стекло же!

Может, это и правда было битое стекло, мне было не видно. Этот идиот рассматривал свою руку, не видя, как тварь бесшумно лезет в мое окно. Я схватилась за газету и стала нашаривать зажигалку в бардаке вокруг. Шумно хлюпнуло. Это пятно провалилось в комнату. Оно было неожиданно маленьким. Малюсеньким, с тарелку. Выходит, тварь не только не умерла, а еще и размножается?! И этот ошметок погреться зашел и крысами закусить?

Молодой налюбовался на свою руку и наконец увидел:

– Эй!

Я чиркала пустой зажигалкой: нет-нет, давай ты сейчас все-таки загоришься, без глупостей… Пятно занырнуло под мои доски и шумно шмякнулось на одеяло.

Крысы драпанули в разные стороны. Я отбросила зажигалку, попыталась схватить эту тварь рукой… Ну да, глупо. С перепугу мы все делаем глупости. Боль резанула всю ладонь сразу, как будто теркой прошлись, я отдернула руку.

– Эй, ты жива?!

Иди ты!.. Спрятав руку под одеяло как в прихватку, я пыталась схватить пятно. Оно выскальзывало.

– Жива?! Ответь!

– Огня дай!

Тоже глупо. Если я подожгу пятно – загорится мое засаленное одеяло, и тогда… Мазутный слизняк, ПМ, уже просочился под спальник и вцепился мне в живот. Я взвыла. Боль была не очень сильная, но странная, будто парализующая, мне казалось, что меня со всех сторон держат за руки и ноги.

…Арматура. Схватила арматуру, долбанула саму себя, потом аккуратно попыталась поддеть… Я действовала до обидного медленно, как будто в замедленной съемке. На одно мое движение приходилось десять мелких движений чертова слизняка…

Крысы оглушительно пищали по углам. Этот наверху орал. Я все поддевала тварь арматурой, но она соскальзывала в последний момент. Голова кружилась, и пальцы перестали слушаться. Я почувствовала, что теряю сознание, сделала резкое движение рукой, поддела, швырнула… Послышался «шмяк», завопил Молодой, зазвенели стекла. И я отключилась.

* * *

Очнулась я от нашатыря. Забытый и в то же время знакомый запах, резкий, кто хочешь вскочит на ноги. В проеме досок надо мной торчала рука с ваткой.

– Проснись, красавица.

Бабка! Вернулась!

– Спасибо… Вы чего здесь? И где это?

– Могу уйти. Твой дружок удрал, только пятки засверкали.

Не так уж часто она отвечает внятно на мои вопросы.

– Не… Он не мой дружок. Я про это… Про пятно – где оно?

– Нам ли с тобой волноваться о пятнах, – неоригинально ответила Бабка. – Да замерзнет, как мамка, не переживай.

– Что?!

Вместо ответа Бабка кряхтя уселась на доски, почти мне на голову. Цветастые юбки, стиранные при царе Горохе, забили мне всю вентиляцию, но Бабке было плевать. Кажется, она смотрела в окно. И точно, что вздыхала.

– Вы правда ничего о нем не знаете или придуриваетесь как обычно?

– Ну почему? Знаю. – Она заерзала у меня на голове, осыпая макушку мелким мусором. – Родился, учился, не выучился, служил, работал, потерял работу, оказался в тюрьме, сбежал…