Лейви усмехнулся, а девушка все же отправилась в дом, так и не глядя больше на Ингольва. На щеках ее до сих пор горел румянец, отчего она казалась еще привлекательнее. Внутри аж все заныло от нерастраченного желания. Не пора бы приступать к испытанию? Становилось любопытно, как Рунвид придумала его провести без задания хевдинга, которое нужно преодолеть, чтобы заслужить право называться ульфхеднаром.

Вместе с Лейви и Гагаром они друг за другом вернулись в дом. Рунвид месить свое зелье перестала, а потому запах стал слабее. Кажется, на женщин он так не влиял, как на мужчин: они спокойно готовили завтрак, не обращая внимания на остатки вони.

Вместе с Лейви и Гагаром они друг за другом вернулись в дом. Рунвид месить свое зелье перестала, а потому запах стал слабее. Кажется, на женщин он так не влиял, как на мужчин: они спокойно готовили завтрак, не обращая внимания на остатки вони.

— Надеюсь, ты готов, Ульв? — не отрываясь от занятия, промурлыкала вельва. Она как будто находилась в приподнятом настроении — и уж что ее так радовало, одной ей известно.

Оставалось надеяться, что не его возможная смерть.

— Давно уж готов. Только как ты все устроишь? Рунвид мельком на него глянула.

— За это не волнуйся. А лучше поешь: силы тебе понадобятся.

Ингольв не понял, что запихнул в себя, лишь бы только набить живот. Взгляд то и дело обращался к накрытому тряпицей горшочку, в котором, верно, и остывало снадобье для испытания. Остальные тоже особо не разговаривали, и будто бы смутная тревога наложила печать на их лица. Когда убрали со стола плошки, Рунвид бросила на длинную лавку покрывало из медвежьей шкуры и махнула на нее рукой:

— Снимай рубаху и ложись. А вы все вон! Позову, когда надо будет, — она грозно посмотрела на Лейви, обращаясь ко всем.

Не решаясь и слова сказать в ответ, они вышли и даже дверь за собой притворили совершенно бесшумно. Ингольв разделся до пояса и лег на шкуру, не понимая, к чему это все. Испытание он всегда представлял себе по-другому. Рунвид подошла, снимая с горшочка ткань, и нависла над ним, словно тень рока. Снизу ее черты казались резкими и выпуклыми, но странно-лицо выглядело моложе.

Щедро зачерпнув вязкой жижи, от запаха которой снова качнулась дурнота в животе, вельва намазала ее на шею Ингольва, затем под мышками, а потом дернула тесьму штанов.

— Может, я сам?

Та скривилась, словно услышала глупости.

— Я не девчонка уже, чтобы млеть от мужского орудия, — и решительно просунула руку внутрь.

Ингольв стиснул зубы: прикосновения вовсе не были призваны нести удовольствие. Но он все же не младенец, которого мать моет в кадке. Правда, закончилось все быстро, и через несколько мгновений намазанную снадобьем кожу начало холодить и едва ощутимо щипать. Рунвид забормотала что-то неразборчиво и мерно, отставила плошку в сторону и вернулась. С нажимом она начертила на лбу Ингольва какой-то замысловатый знак: как он ни силился понять, что это за руны — не смог. Следующую отметину вельва оставила на груди, и еще одну — на животе.

— Разрыв связи с Асвейг будет твоим испытанием, — уже издалека донесся голос старухи, но такой молодой и сильный, словно говорила не она. — Если переживешь его, то станешь воином—волком, самым сильным из всех. Если погибнешь… Такова твоя судьба. Но она будет свободна.

— Ты обманула меня… — он пошевелил губами, но ни единого звука не сорвалось с них.

Топкий дурман поглощал его все сильнее. Под мышками и в паху уже горело огнем, еще не позволяя окончательно провалиться в забытье. Все новые и новые сплетения рун покрывали его тело. А там, где когда-то вырезала свою метку Асвейг, словно содрали кусок кожи.

Руки Рунвид исчезли, но Ингольв уже не мог даже открыть глаза, чтобы посмотреть, куда она ушла. А после бесконечных мгновений дурнотного небытия, его груди коснулись совсем другие ладони. Он все же приподнял веки и, прежде чем потерять сознание, увидел Асвейг

Очнулся он от того, что затекли руки, попытался пошевелить ими — и понял, что висит вниз головой, привязанный за ноги. Веревка резкой болью впилась в щиколотки. Ингольв покачнулся, стараясь удержать внутри все съеденное на завтрак, и огляделся. Этого просто не могло быть! Он висел на одном из ясеней, что окружали храм в Скодубрюнне. Он совершенно не мог ошибиться: его вытянутый силуэт, острые крыши с головами коней ни с чем не спутаешь. С веток других деревьев свисали полуистлевшие туши когда-то принесенных здесь в жертву животных. Над некоторыми еще кружили блестящие мухи, а от других остались лишь кости с лохмотьями сухой плоти на них.

Как он вообще мог здесь оказаться?

Только спустя несколько тяжелых вдохов и выдохов он вспомнил, что было раньше. Значит, продолжается дурман, и это всего лишь видение. Впрочем, весьма натуральное: все тело ломило от прилившей крови. Ингольв пошарил еле-еле обретшими чувствительность руками по поясу, но никакого оружия, чтобы срезать веревку, на нем не оказалось. Он схватился за нее и подтянулся, пытаясь разглядеть поближе все узлы, чтобы понять, можно ли от них избавиться. Но связан он был на редкость добротно. Пожалуй, еще немного, и ноги совсем затекут. Вот это западня!

— Не дергайся, Улье…

Он вывернул шею, силясь сквозь пляшущие в глазах темные пятна разглядеть девушку, что приближалась со стороны храма. И по белым одеждам сразу узнал фюльгью. Она нынче была одна, а светлая шкура волка не мелькала даже поблизости. Дева приближалась быстро: она необычайно торопилась, хотя раньше все ее движения были исключительно плавными и неспешными. На ходу она сняла с пояса меч и легким взмахом перерубила веревку.

Ингольв грянулся о землю так, как не падал даже во времена юности. Завтрак все же рванулся наружу, но когда прокашлялся — стало невообразимо легче. Он еще немного посидел, освобождаясь от пут и разминая вконец онемевшие ступни, но раздраженная и встревоженная чем-то фюльгья не позволила даже как следует перевести дух и вновь обрести власть над собственным телом.

— Он вышел на свободу, Ульв. Я не смогла больше его сдерживать, — проговорила она тихо, все время озираясь.

— Кого сдерживать? — голова кружилась, и мысли текли в ней вяло.

— Фенрира.

— Так это?.. — осознание свалилось тяжеленым камнем. Ингольв тоже огляделся, ожидая увидеть чудовищного волка где угодно и в какой угодно миг. — Рунвид сказала, что я не могу выбрать.

— Конечно, не можешь! — фюльгья помогла ему встать и придержала, когда он покачнулся. — Изгнанная норна. Она спряла нить твоей судьбы так, как нужно ей. Лишь бы ты оставил Асвейг в покое.

— Но почему? Неужели мы вместе и правда можем уничтожить мир? — Ингольв сбросил ледяную руку девушки. — Как это вообще возможно?

— Смотря, о каком мире идет речь, — та пожала плечами. — Я всего лишь твой дух-хранитель и не знаю многого, так же, как и ты.

Протяжное и громкое дыхание пронеслось между деревьев. Тусклое солнце, что едва пробивалось сквозь необычно зеленые облака, совсем померкло от наползшей, показалось, со всех сторон разом тени. Огромный глаз, похожий на желтую луну, показался среди ясеневых ветвей в самых кронах. После и другой засветился таким же неживым огнем.