локтем в лицо человеку с ножом, и тот с хриплым воплем упал. Затем Ма Жун стремительно выбросил вперед руку и с силой ударил толстяка в грудь. Тот выпустил руку Ма Жуна и в корчах рухнул на землю.

Не успел Ма Жун оглянуться на упавшего человека с ножом, как кто-то всей массой навалился на него сзади. Сильная рука обхватила его за шею и стиснула горло.

Ма Жун уперся подбородком в руку нападавшего и попытался обеими руками ухватить его сзади. В левой руке у него оказался только клок одежды, зато правой ему удалось поймать ногу противника. Изо всех сил рванув, он резко наклонился вправо. Оба рухнули наземь, но Ма Жун оказался сверху. Упав всем весом на бедро противника, Ма Жун чуть было не сломал его. Рука, сжимавшая горло, ослабла, Ма Жун успел вскочить как раз вовремя, чтобы увернуться от удара ножом со стороны долговязого, который тем временем пришел в себя.

Ускользнув от удара, Ма Жун перехватил в запястье руку, державшую нож. Вывернув руку, он быстро пригнулся и провел бросок через плечо. Описав в воздухе дугу, долговязый впечатался в стену и свалился на винную бочку, разломав ее. Больше он не шевелился.

Ма Жун подобрал нож и зашвырнул его через стену. Повернувшись к обступившим его темным фигурам, он сказал:

— Возможно, я был невежлив, братья, но терпеть не могу, когда размахивают ножами.

В ответ раздался неопределенный ропот. Толстяк все еще лежал на земле, приступы рвоты прерывались его стонами и проклятьями.

Ма Жун приподнял его за бороду и швырнул спиной о стену. Толстяк с глухим стуком ударился и сполз вниз, таращась на Ма Жуча. Он судорожно глотал воздух.

Прошло немало времени, пока он пришел в себя и прохрипел:

— Теперь, после обмена любезностями, может быть, братец расскажет нам, как его зовут и чем он занимается?

— Зовут меня, — спокойно ответил Ма Жун, — Жун Бао, я честный уличный торговец, продаю свой товар на большой дороге. Сегодня на рассвете я повстречал богатого купца. Ему так приглянулись мои товары, что он купил все за тридцать слитков серебра. Вот я и поспешил сюда, чтобы в знак благодарности воскурить фимиам богам.

Толпа загоготала, а незадачливый противник осведомился, не желает ли Ма Жун перекусить. Когда тот согласился, толстяк крикнул что-то продавцу лепешек, и вскоре все сидели у костра, уплетая жаренные в масле лепешки, обильно приправленные чесноком.

Выяснилось, что толстяка зовут Шэн Ба. Он гордо заявил, что выбран предводителем городских бродяг и — по совместительству — главой Гильдии нищих. Он обосновался со своими людьми во дворе храма около двух лет назад. Когда-то храм процветал, но потом случилось что-то недоброе. Монахи ушли, а двери храма были опечатаны властями. Это прекрасный тихий уголок, говорил Шэн Ба, хотя и далековато от центра города.

Ма Жун сказал Шэн Ба, что попал в затруднительное положение: пришлось спрятать тридцать слитков серебра в укромном месте, но ему не терпится покинуть Пуян, потому что купец, которого он ограбил, может заявить в суд; ему совсем не хочется ходить по улицам города с кучей серебра в рукаве; он хочет обменять его на украшения, которые можно было бы не рискуя держать при себе; он готов даже переплатить.

Шэн Ба с серьезной миной покачал головой и сказал:

— Ты правильно делаешь, что соблюдаешь осторожность. Но серебро — такой редкий металл! Обычно мы имеем дело только с медяками. Так-то! А если хочешь обменять серебро на что-то меньших размеров, то остается лишь золото. По правде говоря, дружище, к нашему брату этот металл попадает раз в жизни, если вообще попадает.

Ма Жун согласился, что золото — редкое сокровище, но намекнул, что порой и бродяга может обнаружить на дороге золотую побрякушку, упавшую с паланкина какой-нибудь знатной дамы…

Весть о такой удачной находке несется быстро, и тебе, как вожаку, об этом станет первому известно, — добавил он.

Шэн Ба задумчиво почесал брюхо и согласился, что это не исключено.

Ма Жун почувствовал, что он явно остыл и потерял интерес. Он пошарил в рукаве, вынул слиток серебра, взвесил его на ладони, и серебро засверкало при свете факелов.

— Когда я припрятывал тридцать слитков, — сказал он, — то на всякий случай один прихватил с собой. Готов предложить его тебе как аванс за посредничество в этой сделке.

Шэн Ба с поразительной ловкостью выхватил слиток из рук Ма Жуна. Широко улыбнувшись, он сказал:

— Посмотрим, чем я смогу тебе помочь, приятель. Приходи завтра вечером.

Ма Жун поблагодарил его и, выслушав массу приятных напутствий, покинул своих новых дружков.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Судья Ди решает нанести визит коллегам.

Размышления судьи по поводу убийства

на улице Полумесяца

Вернувшись в суд, Ма Жун быстро переоделся и прошел в центральный внутренний дворик. Он заметил, что в кабинете судьи все еще горит свет.

Когда он вошел, судья Ди беседовал с советником Хуном. Увидев Ма Жуна, судья Ди прервал разговор и спросил:

— Ну, друг мой, что нового?

Ма Жун кратко доложил о стычке с Шэн Ба и рассказал судье о том, что тот ему пообещал. Судья был доволен.

— Было бы слишком большой удачей, — заметил он, — найти преступника в первый же день. Ты прекрасно начал. В преступном мире новости по особым каналам передаются очень быстро, и я думаю, ты вышел на нужного человека. Я не сомневаюсь, что через некоторое время твой новый приятель Шэн Ба выведет тебя на продавца шпилек, а тот приведет нас к убийце. Перед твоим приходом мы обсуждали положительную сторону моего завтрашнего отъезда. Я хочу нанести визит вежливости своим коллегам в соседних уездах, рано или поздно все равно пришлось бы соблюсти этикет, и сейчас, кажется, самый благоприятный момент. Меня не будет в Пуяне два-три дня. А ты тем временем продолжай поиски убийцы с улицы Полумесяца. Если сочтешь необходимым, я прикажу Цзяо Таю помочь тебе в этом деле.

Но Ма Жун предпочел продолжать в одиночестве, так как двое идущих по одному следу могут вызвать подозрения. Судья согласился с этим, и Ма Жун откланялся.

— Будет очень кстати, — размышлял советник Хун, — если Ваша светлость уедет на денек-другой и суд на время закроется. У нас был бы благовидный предлог, чтобы отложить дело сюцая Вана. А то пошли слухи, что Ваша светлость защищает Вана потому, что он из образованного сословия, а его жертва — всего-навсего дочь бедного лавочника.

Судья Ди пожал плечами:

— Как бы то ни было, завтра