— Фиг их знает. — Миша поморщился и махнул рукой. — Да, язабыл вам сказать. Пока не стоит озвучивать версию с детским порно. Женя — дочьКачалова, он очень известная фигура, связан с бандитами, олигархами,политиками. Всякие сибирские уголовные губернаторы тащатся от его песен. Онможет нанять адвоката, и нас чёрт знает в чём обвинят. Мы с вами простопоговорим о серийных убийцах.

* * *

На пороге стоял высокий солидный мужчина в светлом плащенараспашку. Под плащом хороший костюм, галстук. В руке небольшой портфель измягкой чёрной кожи. Тёмная с проседью бородка, усы, дымчатые очки. Лёгкаяодышка. Наверное, не стал ждать лифта, поднялся пешком на четвёртый этаж.Приятная улыбка. Крупные белые зубы сверкают из-под тёмных усов. Сразу видно,серьёзный, порядочный человек.

— Здравствуйте, простите за вторжение. Боялся опоздать, нопробок совсем не было. Вот, приехал раньше на полчаса. Когда ездишь по Москвена машине, невозможно точно рассчитать время. У вас есть автомобиль?

— Есть, но я вожу очень редко.

— Из-за пробок?

— Отчасти из-за них. Но главное, нет необходимости. Школасовсем близко, предпочитаю пешком. Только иногда езжу на машине на дачу.Правда, после смерти жены я туда почти не выбираюсь. Проходите, пожалуйста.Нет-нет, можете не разуваться.

Гость кивнул, снял плащ. Борис Александрович усадил его вкресло в гостиной, сам уселся напротив.

— Где же вы её держите? — спросил гость, продолжаяулыбаться.

— Кого?

— Машину.

— Прямо под окнами.

— Надо же! — Гость тихо присвистнул и покачал головой. — Небоитесь?

— Кому нужна моя старушка? У меня «Жигули»-шестёрка.

Общаться с гостем было легко, словно они давно знакомы. Унего получалось говорить и улыбаться одновременно. Редко кто так может.Пожалуй, хорошо, что он сначала решил поболтать о ерунде, о пробках и проблемахс парковкой.

— Меня долго не было в Москве, я работал за границей и вотвернулся, а машину ставить негде. Раньше во дворе у моего дома было полноместа, а сейчас не сунешься, особенно вечером. Погодите, я вроде бы у вашегоподъезда не видел ни одной «шестёрки».

— Она с другой стороны дома, на улице, прямо под балконом. —Борис Александрович поднялся с кресла, открыл балконную дверь.

Гость вышел вместе с ним, перегнулся через перила. С высотычетвёртого этажа, в фонарном свете, машину было хорошо видно.

— Вот эта? Красная?

— Нет. Зелёная. С решёткой на крыше.

— Ну, вовсе не старушка. Можно сказать, девица. Сигнализацияхотя бы есть?

— Нет. Я снял. Она была дурацкая, включалась сама по себе ивыла ночами. — Борис Александрович поёжился, закрыл балкон. — Холодно. Веснывсе нет. Может, чаю или кофе?

— Спасибо. От чая не откажусь.

Когда он вернулся из кухни с подносом, гость стоял посредикомнаты, изучал фотографии.

— Ваши ученики?

— Да.

— Совсем другие лица, — гость покачал головой, — выпускисемидесятых, восьмидесятых очень отличаются от нынешних. Вам не кажется?

— Конечно. Разные поколения. Но в каждом есть и хорошее, иплохое. Труднее всего пришлось тем, кто оканчивал школу в конце восьмидесятых.Тогда все встало с ног на голову. Ценность образования упала, считалось — зачемучиться, если торговец в коммерческом ларьке зарабатывает больше академика?

— Да, время было ужасное. — Гость тяжело опустился в кресло.— Но сейчас не лучше. В определённом смысле даже хуже. И, как всегда, виноватывзрослые, а страдают дети.

Борис Александрович разлил чай по кружкам. Гость вдругзанервничал, стал покашливать, облизывать губы.

— Страдания детей — это так ужасно. Жизнь бывает страшнеесмерти. Грязь, мерзость, растление. Надо спасать детей, пока они маленькие,пока остаётся в них что-то чистое, светлое. Невыносимо наблюдать, как онидеградируют. Сердце разрывается.

Голос вдруг стал глухим, хриплым, на лбу блеснули каплипота. Глаз не было видно за стёклами очков, но Борису Александровичупочудилось, что глаза закрыты, что его гость впал в какое-то полусонноесостояние. Это выглядело странно, даже немного страшно.

— Михаил Николаевич, вам нехорошо?

— А? Что? — Он дёрнулся, выпрямил спину. Руки спокойно леглина колени.

— Вы хотели поговорить о Жене, — мягко напомнил старыйучитель.

— Простите. Я волнуюсь. Даже не знаю, с чего начать. — Онещё раз прокашлялся, голос стал нормальным. — Видите ли, я уже, кажется,говорил вам, меня долго не было в России, я работал за границей. И вот,вернувшись, узнал, что в жизни моей племянницы происходит катастрофа. Ситуацияв семье такова, что Женя не может поделиться ни с матерью, ни с отцом.

Он сморщился, потёр лоб, прикоснулся к дужке очков, словнохотел снять их, но не снял.

— Да вы пейте чай, не волнуйтесь, — подбодрил его старыйучитель.

— Как же не волноваться? У вас есть дети?

— Сын. Уже взрослый. Живёт в Америке.

— А у меня никого, кроме Женечки. Конечно, я сам виноват.Нельзя было уезжать так надолго. Пока я отсутствовал, Женя попала в чудовищнуюситуацию. Она мне все рассказала. Она снимается в детском порно и обслуживаетклиентов-педофилов. За деньги.

Гость низко опустил голову, сжал виски. Борис Александровичхлебнул чаю. Гость к своей кружке не притронулся.

— Я знаю, — сказал старый учитель.

— Да, она сказала мне, что вы знаете. И теперь ко всемпрочим страхам прибавился ещё один. Она боится, что вы расскажете об этом вшколе, позвоните её маме. Видите ли, она хочет прекратить всё это. Прекратить изабыть, начать новую жизнь. Вы понимаете, о чём я?

— Конечно, понимаю. Никому в школе я говорить не буду. Чтокасается мамы — да, я собирался ей звонить.

— Собирались? Но ещё не звонили?

— Нет. Не успел. Скажите, а вы, если я правильно понял, братЖениной мамы?

— Да. Совершенно верно. Старший брат. У нас с Ниной огромнаяразница в возрасте. Так получилось, что я был ей вместо отца. Правда, впоследние годы отношения между нами испортились. Она отреклась от меня иговорит, что никакого брата у неё нет.

— Даже так? — удивился Борис Александрович и сочувственнопокачал головой.