— Так я и так здесь с ними общаюсь, — ответил я.

— Я имею в виду, — проговорила она, — с теми… у кого власти больше. Все‑таки королевство королевству рознь.

— Да, — согласился я, — хотя особой разницы нет, большое или чуть поменьше. Нет, это неинтересно. Уж молчу, что туда добираться через океан почти полгода, плыть, борясь со штормами, морскими чудовищами и океанскими течениями.

Она спросила заинтересованно:

— Океанскими течениями?

— Ну всякими гольфстримами, — пояснил я, — пикапстримами, опельстримами… Нет, я человек серьезный. Уже с неделю. Ну, пусть меньше, но все серьезнею и серьезнею, скоро стану таким… что даже и не знаю!

Судя по ее горячей и плотно — тяжелой заднице, туда все еще продолжает приливать кровь, усиливая мыслительный процесс, у меня такое бывает с головой, когда череп накаляется, будто попал в огонь, а сама Бабетта в это время, продолжая механически почесывать и поглаживать меня, любая женщина обязана это уметь делать в любом состоянии, напряженно раздумывает, даже слегка покусывает губки, но это можно списать на то, что хочет мне понравиться, губы от покусывания всегда краснее и полнее, эдакая женская хитрость.

Одно дело зазвать меня в этот Амберголд без всяких обязательств с ее стороны, другое — передать официальное приглашение, что кого‑то обяжет или даже свяжет.

Идеальный вариант, если бы я, как дурак, увидевший красивую погремушку, обрадовался возможности прыгнуть через океан и сразу оказаться в Амберголде, но, думаю, Бабетта и сама не думает, что я вот так сразу и о — го — го, ибо красивая погремушка вот она, у меня на коленях, ее горячая задница уже измучила меня в месте соприкосновения с противником, но я почти тверд.

Другое дело, могла не ждать такого резкого отказа. Возможно, должен колебаться, что‑то выторговывать, какие‑то условия приема, допуска к самому императору, аудиенции, но я всем видом показал, что ничего из этого меня не интересует, а это значит, что изначально предлагать надо больше, горячая жопа на моих коленях не поможет, я же все‑таки рыцарь и стоек к соблазнам… или, если нерыцарскую правду, — трусливо — осторожен.

— Ты крепкий орешек, — сообщила она с милой улыбкой, — признаю. И что ты хочешь?

Я изумился.

— Разве не знаешь? Достроить флот, проложить железную дорогу до Савуази, Баллимины, Истанвила и дальше, дальше!.. Построить типографии, обучить грамоте как народ, а потом и вовсе простолюдинов… не всех, конечно…

Она покачала головой.

— Не увиливай, ты знаешь, о чем я.

— О чем?

— Хочешь, — спросила она сердито, — приглашения от вице — канцлера империи?.. Официального приглашения посетить столицу империи Амберголд?

Я покачал головой.

— Нет.

— Почему?

Я ответил медленно:

— Извини… я пока сам не знаю, чего хочу.

Она улыбнулась победоносно, вот они какие, мужчины, а все про женщин говорят всякое, а я еще разок ругнул себя, что еще чуть и поддался бы на провокацию и брякнул бы что‑либо гордо — рыцарское, дескать, приглашений не надо, а когда восхочу, явлюсь и сам!

— Ладно, — сказала она и крепко поцеловала меня в губы. — Вижу, ты сейчас весь занят выборами, это для тебя на первом месте. Потом поговорим подробнее!

Я ощутил сожаление, когда она легко вспорхнула с моих колен и, оглянувшись через плечо, сказала с понимающей улыбкой:

— Не поднимайся, не мучай себя. Между друзьями этикет не обязателен.

И выпорхнула за дверь, а я еще долго сидел, ожидая, пока спадет сладостное ощущение ее плотного горячего зада на моих коленях, а губы перестанут чувствовать ее полные сочные губы, такие податливые и обещающие.

Похоже, ей предложили пригласить меня в империю, показать ее блеск и могущество, однако сами не желают связывать себя, особенно приглашениями от лица сильных мира сего.

Значит, интерес ко мне пока что легкий, как к варварскому вождю, что довольно быстро поднимается, организовывая вокруг себя мелких вождей, и начинает завоевания. Такие постоянно возникают то там, то здесь, даже я наслышан как о императоре Карле, так и о Вильгельме Блистательном, а еще и о мелком Мунтвиге, чья слава в дальних регионах выше, чем даже у Карла.

Обычно такие создают империю в кратчайшие сроки в результате молниеносных завоеваний, однако самое позднее, когда все рассыпается, это их смерть, но у многих империи рушатся даже раньше.

Потому да, серьезные люди в империи не считают меня опасным, что весьма даже зело облегчает дыхание. А то уже временами начинаю чувствовать железную хватку на горле, слишком уж я чувствительный.

Правда, есть еще несерьезные, не имеющие особой власти, но умные и проницательные…

Распахнулась дверь, Жерар сказал слегка запыхавшимся голосом:

— Ваше высочество! Отец Тибериус схвачен и доставлен!

— Введите, — ответил я поднялся уже без особых усилий.

Отец Тибериус вошел не по — монашески быстро, собранный, четкий, глаза умные, взгляд острый и цепкий, коротко поклонился.

— Что вы делаете с людьми, ваше высочество? — спросил он с укором.

— А что я делаю?

Он кивнул в сторону захлопнувшейся за ним двери.

— Такой строгий, серьезный и даже мрачный человек, как Жерар Макдугал… начинает шутить!.. Это ваше дурное влияние.

— Это я для равновесия, — заверил я. — Когда все настолько серьезно, что остается либо взвыть… либо приколоться. Пошутить то есть. А потом и снова можно за серьезу… Садитесь, отец Тибериус, садитесь. Позвольте, налью вам вина?

Он почал головой.

— Устав нашего монастыря запрещает.

— Знаю, — ответил я. — Признаюсь по секрету, я сам вообще‑то непьющий без всяких уставов. Не трезвенник, конечно, но весьма непьющий. Однако жизнь такова, что будешь белой вороной, которую выпрут из стаи, если не… Так что для таких случаев держу очень хорошее вино. Пить прекрасное красное вино, что убирает холестерин и какие‑то там бляшки, не грех. Грех — пить плохое и спать с непотребными женщинами.

Он с сомнением смотрел, как я налил из серебряного кувшина в серебряную чашу, вся нечисть боится серебра и бежит прочь, осторожно взял в обе ладони, коснулся губами края.

Я видел, как выражение лица изменилось, он сделал пару глотков, остановился, вчувствываясь, и произнес с удовлетворением:

— Да, такое вино Всевышний вряд ли запрещал пить и Адаму в райском саду.

— Отец Тибериус, — сказал я, — вы самый просвещенный человек в королевстве…

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Ваше высочество…