— Что? — прошипела Рональдин, внезапно начиная злиться.

— Ничего, — ухмылка рыжей стала шире.

— Тогда почему ты так смотришь на меня?!

— И как же я на тебя смотрю?

— Да будто бы я сделала что-то неправильное!

— Это твои слова, не мои.

— Зато взгляды — твои!

— А мне, значит, уже и смотреть на тебя нельзя?

— Так — нельзя!

— Как хочу, так и буду смотреть.

— А я… я… — Дин вдруг всхлипнула и, сделав шаг вперёд, ткнула Мирру пальцем в грудь. — Это не я неправильная, а ты, ты! И ты меня хочешь утащить в эту свою неправильность! Хватит, я тебя прошу! Я не могу так, не могу! Как мне здесь учиться, жить? Как маме в глаза смотреть?!

Мирра взяла Дин за руку, чуть погладила пальцы и, притянув к себе, обняла.

— Всё, перестань. Не буду я больше, ничего не буду. Даже смотреть не буду, если ты не хочешь.

— В том-то и дело, понимаешь? Хочу. Очень хочу…

Рыжая застыла на секунду. Потом усмехнулась и покачала головой.

— Нет, Дин, не нужно. Ещё больше всё запутывать… Просто забудь.

— Тогда… В последний раз? Пожалуйста…

Как же она может так целоваться? И нежно, и твёрдо, и властно, и мягко… Почему хочется именно с ней, это ведь неправильно?..

Но сердце говорило Дин другое. Оно радовалось. Заходилось от этой самой радости, билось где-то в груди так, словно стремилось выпрыгнуть наружу и поскакать по полу, подпрыгивая до потолка. Глупое, глупое сердце…

А потом Дин услышала музыку. Она звучала словно бы в самом воздухе. Тихая нежная мелодия о том, что иногда неправильное бывает самым правильным…

Что?.. Но как это может быть? Это ведь невозможно?

— Ты слышишь? — спросила Дин в губы Мирры.

— Что? — странный голос, хриплый, и словно… не её.

— Музыку.

— Музыку? Нет…

И снова поцелуй — а музыка звучала всё громче и громче. Она звенела и переливалась в воздухе, и хотелось слушать ещё и ещё…

«Когда ты встретишь волка, предназначенного тебе судьбой, то услышишь музыку, — так когда-то сказала Дин мама. — Мы называем это Зовом…»

Волка… Но Мирра совсем не волк.

Рональдин отстранилась — поцелуй прервался. И музыка исчезла, в последний раз полоснув смычком от скрипки по нервам девушки.

Рыжая тяжело дышала, и глаза её словно туманом заволокло.

— У тебя в роду оборотней не было?

Глупый вопрос. Дин и сама знала, что глупый.

— Что? — Мирра подняла брови. — Нет, разумеется. У вас же не рождаются дети от людей. Я — человек, Дин. Чистокровный человек.

— Странно, — прошептала девушка, отворачиваясь. И только тогда заметила, что в комнате они были не одни.

На кровати, сжавшись в комочек, спала Шайна. И спала, по-видимому, крепко — лицо её было спокойным, а дыхание ровным.

— Что это с ней? Заболела?

— Не думаю. Она ходила к ректору, а я была в библиотеке. Возвращаюсь — а она тут дрыхнет. Я её будить не стала. Раз дрыхнет, значит, надо.

— Да. Это мама, наверное, что-то сделала. Она сама проснётся, скорее всего.

И действительно — только они с Миррой сели каждая на свою кровать, как Шайна зашевелилась. Потянулась всем телом, зевнула и открыла глаза.

Посмотрела сначала на Мирру, чуть улыбнулась, а потом наткнулась взглядом на Дин и замерла.

— Как спалось? — спросила рыжая, явно стремясь разрушить повисшее в воздухе напряжение.

— Хорошо, — осторожно ответила Шайна. — Никакая ерунда не снилась. А сколько времени?

— Обед через двадцать минут.

— Вовремя я проснулась… Пойду умоюсь, что ли. А то опять на чучело похожа…

Вскочила с кровати и быстро пошла по направлению к ванной. Спина её была напряжённой, как будто в позвоночник спицу вставили.

Закрылась дверь, зашумела вода. И Дин, подумав несколько мгновений, сказала:

— Пойду, поговорю с ней.

— Не убьёшь? — спросила Мирра с беспокойством, и дочь ректора улыбнулась.

— Постараюсь.

***

Шайна Тарс

Мама часто говорила — вода успокаивает и заряжает энергией. Поэтому я поспешила в ванную не только умыться, но и успокоиться. В первое мгновение после пробуждения было здорово, но когда я вновь увидела Дин… Захотелось провалиться сквозь пол.

Вместо этого сбежала в ванную. Набрала полную горсть ледяной воды и выплеснула её себе в лицо. Вот так хорошо…

— И долго ты будешь от меня прятаться?

От неожиданности я подпрыгнула и резко обернулась.

Дин стояла возле двери, скрестив руки на груди и сведя брови. Я сглотнула, чувствуя себя очень глупо, особенно если учитывать лицо, с которого капала вода…

Рональдин вдруг вздохнула, сделала шаг вперёд, взяла полотенце и вытерла с его помощью мой лоб, щёки и подбородок.

— Придушить бы тебя, — сказала она с какой-то тоской в голосе. — Ужасно хочется, понимаешь?

— Понимаю… Я…

— Да погоди ты. Мне мама так говорила, когда я мелкая была. «Придушить бы тебя, но не могу — люблю».

Что?..

— Вот и я так же. Злюсь на тебя ужасно, прям убить хочется, но и люблю. Дура я, да?

Наверное, именно так себя чувствуют моряки, пережившие кораблекрушение…

— Нет… Это я дура.

— И ты тоже, — Дин улыбнулась. — Одно другому не мешает, знаешь ли.

Захотелось рассмеяться, но я по-прежнему не смела.

— Ну? Чего ты стоишь? Давай обнимемся.

Она шагнула вперёд и действительно обняла меня. Меня, человека, разрушившего её семью…

— Ты… Дин?

— Чего?

— Ты серьёзно?

— Конечно. А что, не похоже?

— Да нет, просто…

— Ой, да хватит, а? Заткнись и обними меня.

Только после этого я наконец смогла рассмеяться, чувствуя, как падает очередной камень с моей маленькой глупой души.

Конечно, мы поговорили с Дин обо всём. Чуть позже в тот же день я рассказала ей о своём детстве. И не только ей — Мирре тоже.

Не знаю, чем я заслужила такое к себе отношение, но… теперь я действительно могла сказать, что у меня есть настоящие друзья.

Очень хотелось поделиться этой новостью с Нордом, но я решила отложить на время свой визит. Где-то в глубине души меня снедал страх — я боялась ему надоесть. Поэтому сделала домашнее задание магистра Дарха, пользуясь библиотекой академии, а не императорской.