него несвойственна. — Потому что я не хочу, чтобы ты удостоилась той же участи, что и я. Но, вместо того чтобы понять меня, ты продолжаешь вести себя как самая что ни на есть настоящая гриффиндорка, с превеликим удовольствием готовая подставить голову под гильотину во имя спасения нуждающегося. Скажи честно, у вас на факультете ежегодно проходит какое-то долбанное соревнование по скорейшему самопожертвованию? В противном случае я не понимаю, почему тебе так не терпится умереть.

Гермиона смотрела на него широко распахнутыми глазами, не в силах произнести ни слова. Так значит причина, по которой Драко не хотел, чтобы она проверяла тот дом, крылась вовсе не в том, что он расценивал ее помощь как признание своей слабости. Он переживал за нее. Переживал, что она может умереть.

— Да, мне не наплевать на твою жизнь, — он снова повторил это, убеждая Гермиону в том, что она не ослышалась, стараясь выдать желаемое за действительное. — И я скорее использую на тебе Инкарцеро и запру в башне, чем позволю умереть, потому что мне, черт возьми, не все равно, — его дыхание порядком сбилось от непрерывного потока громогласных речей, но он все же продолжил. — Я далеко не хороший парень, Гермиона, поэтому без зазрения совести готов поступить подобным образом ради спасения небезразличного мне человека. Пусть лучше ты будешь ненавидеть меня до конца жизни, считая тираном и деспотом, чем умрешь, отправившись в тот дом.

Часть произнесенных им слов можно было считать исповедью в грехах, на которые он пошел, чтобы уберечь родителей от расправы Волан-де-Морта. Безопасность близких всегда была для него превыше всего. Это и отличало некоторых волшебников, сражавшихся на стороне Темного Лорда, от членов армии добра: в то время как так называемые герои ставили на кон все самое дорогое, отстаивая ценности большинства, сражавшиеся за Волан-де-Морта маги, тем самым взявшие на себя роль злодеев, омрачали душу в попытке уберечь родных, хоть и не разделяли идей своего господина. Однако было между ними и нечто общее: все они так или иначе защищали свои семьи от общего зла. Просто кто-то пошел по пути меньшего сопротивления, не желая идти на риск.

Но Гермиона даже подумать не могла, что стала для Драко тем человеком, ради которого стоило идти на крайние меры. От осознания этого что-то внутри нее щелкнуло, и тело само собой подалось вперед, стараясь оказаться как можно ближе к стоящему напротив юноше. Как будто именно этих слов ей не хватало, чтобы окончательно сойти с ума и поверить в существование тех чувств, что с недавних пор начали зарождаться в ее сердце по отношению к этому человеку. Тех чувств, что выходили за рамки банального физического влечения.

Сделанный ею шаг не остался незамеченным: пробравшись руками под ткань ее кардигана и ухватившись за талию, Драко рывком притянул Гермиону к себе. Он выждал не более секунды, чтобы увидеть в ее глазах ответное желание, и, обнаружив в карей радужке то же исходящее изнутри свечение, что пронизывало его собственную, с жаром прильнул к ее губам.

Это было двенадцатибалльное землетрясение по шкале Меркалли, разрушившее под ногами всю твердую почву. Ни одно ныне известное стихийное бедствие, некогда обрушившееся на землю, не могло сравниться с тем, что происходило сейчас.

Гермиона с силой вцепилась в плечи Драко, чтобы суметь устоять на месте. Все то, что она испытывала до этого, находясь с ним наедине, блекло в сравнении с грандиозным фейерверком из множественных залпов, взорвавшимся в области груди в тот момент, когда он накрыл ее губы своими. Она была готова поспорить, что ослепла бы в ту же секунду, если бы решилась открыть глаза: все вокруг ощущалось так, будто кто-то выкрутил настройки мира на максимум, не упустив при этом яркость составляющих его красок.

Вкус губ Драко пьянил сильнее любого высокоградусного алкоголя, а крепкие руки, скользящие вдоль ее спины, заставляли тело обращаться в желе. Еще никогда Гермиона не была так уязвима, как сейчас: необычайная сила, исходящая от юноши, выжигала в ней всю стойкость, вынуждая принимать поражение и повиноваться. И пугало то, что ей это нравилось. Ей на самом деле нравилось чувствовать себя слабой, быть хрупким цветком, окруженным колючей проволокой. Нравилось ощущать его требовательные прикосновения.

Кто бы мог подумать, что она будет пребывать в состоянии истомы, оказавшись во власти человека, склонного к доминированию в вопросах, в которых, как ей казалось, не должно было быть главных.

С трудом оторвавшись друг от друга, они с жадностью глотали воздух, нехватка которого отдавалась слабым жжением в легких.

Гермиона скользила ладонями по плечам Драко, кожей чувствуя мягкую ткань рубашки, покрывающей его грудь. Его мышцы напрягались под ее прикосновениями так, будто с пальцев девушки срывались высоковольтные разряды тока, заставляющие сердце биться чаще. Извращенное подобие дефибриллятора, не иначе.

Драко решительно шагнул вперед, заставляя Гермиону отступить назад и упереться в позади стоящую парту. Вся эта ситуация походила на финальный этап продолжительной охоты, в результате которой порядком изголодавшийся хищник наконец сумел заманить пугливую лань в ловушку. Правда, жертва была вовсе не против отдаться на милость зверя. Увенчавшаяся успехом погоня была спланирована обеими сторонами в равной мере.

Желание еще раз испытать эти сводящие с ума ощущения окончательно взяло контроль над сознанием Драко. Подхватив Гермиону под бедра, он усадил ее на парту и вновь поцеловал. Одной рукой упираясь в стол, он буквально впечатывался в нее всем телом, вынуждая прогибаться в пояснице, повиноваться ему. Ее податливость была чистейшей порцией героина, вколотой в периферическую вену. Этот заброшенный кабинет в одночасье превратился в искусную копию Эдема, стоило сильнейшему наркотику спровоцировать повторный приход.

Гермиона с жадностью ловила каждый его поцелуй, все сильнее нуждаясь в чем-то большем. Ей хотелось слиться с ним воедино, вобрать всего без остатка. Кожа к коже, плоть к плоти. Она готова была разорвать его рубашку, лишь бы получить хоть толику того, о чем так умоляло ее помутневшее от переизбытка чувств сознание.

Еще недавно Гермиона бы пристыдила себя даже за малейшую мысль об этом, что уж говорить о желании претворить пылкие фантазии в реальность. Но в данный момент времени часть ее личности, вобравшая в себя всю рассудительность и здравомыслие, была заперта в самом дальнем углу сознания, не в силах повлиять на ситуацию. Единственное, что она могла делать — разбивать кулаки о стену в кровь и кричать, что есть мочи, с паникой наблюдая за происходящим со стороны.

Поцелуй с Драко не был похож на тот, что был у нее с