Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И дверь открылась.
Кирилл рванул ее так, что Боровский чуть не вылетел на тротуар. Однако удар кулака в челюсть загнал его назад.
Незваные гости зашли в прихожую, прикрыли дверь. Кирилл включил свет и снял ПТП. Оксана последовала его примеру.
Боровский копошился на полу, безуспешно пытаясь встать. Кирилл схватил его за шкирку, поднял, встряхнул. Потащил в комнату, бросил в подвернувшееся кресло.
Кресло оказалось рухлядь рухлядью, однако выдержало. Еще пара таких же антикварных вещей стояла с другой стороны не менее антикварного стола.
– Вот что, господин Боровский, – Кирилл продемонстрировал банковскому служащему свой трибэшник, – расскажите-ка мне, с какой стати вы летали в район Хрустальных гор пару недель назад.
Боровский поднял голову, и Кирилл на сей раз опешил: все-таки косые ромбики зрачков все время оказываются неожиданными.
– Я никуда не летал, – сказал клерк, подбирая под себя ноги. И бросился на Кирилла, норовя попасть ногой в промежность.
Шустрый оказался банковский служащий!.. Впрочем, сейчас он был не банковский служащий, сейчас он был автомат неведомого врага.
И Кирилл новым ударом в челюсть отправил его назад, в кресло.
На сей раз рухлядь не выдержала, и падение тела сопровождалось радующим ухо треском.
Встать сразу банковский служащий не сумел.
Кирилл посмотрел на Оксану. Та поморщилась и показала ему ограничитель подвижности.
– Не надо, – Кирилл мотнул головой. – С этим типом мы и так справимся!
Боровский продолжал копошиться, но встать по-прежнему не мог.
Кирилл напялил на голову ПТП и велел ИскИну записать все, что будет происходить в комнате. Снял шлем, пристроил на стол. И только после этого подошел к банковскому служащему, приподнял, встряхнул.
– Я прекрасно знаю, Боровский, что вы летали в район горы Бедовая. Именно вы… Мне просто надо знать, что вы там делали и кто вас туда послал.
– Кто меня мог послать? – пробормотал Боровский. – Никто меня никуда не посылал…
Глаза его с ромбовидными зрачками вдруг остановились, закатились, тело обмякло, и он бы кулем свалился на пол, кабы его не держали за шкирку.
– Что? – взревел Кирилл в бешенстве. – Куда? Стоять!
Комната вдруг покачнулась, и Кирилл с трудом удержал равновесие.
Что за дьявольщина? Неужели Оксана саданула его по голове?.. Но нет. Прапорщик стоит на своем месте и смотрит на него, и во взгляде ее нет даже удивления.
Однако с ним что-то происходило – бешенство, еще несколько мгновений распиравшее грудь, схлопывалось, будто «черная дыра», собиралось в комок под сердцем – где женщины вроде бы носят ребенка, – переплавлялось в какое-то новое чувство… и даже не в чувство… нет-нет, это было не совсем чувство – это было могущество, новое, невиданное, которого он никогда прежде не испытывал.
Куда-то улетучились стены и потолок, деревянный пол превратился в серую плоскость, неведомо из чего изготовленную, на месте Оксаны была теперь сияющая ласковым желтым светом фигура, а на месте Боровского фигура серая, блеклая, быстро темнеющая…
Кирилл подошел к ней, коснулся руками того места, где находилась грудь. Руки его запылали лазурью, лазурь двумя потоками ринулась внутрь темнеющей фигуры. Фигура стала сереть, белеть, желтеть… И шевельнулась.
Кирилл оторвал от нее руки. Фигура потянулась за ними. И встала.
– Сядьте, – сказал Кирилл и сам поразился тембру своего голоса.
Примерно так прапорщик Малунов когда-то предлагал дежурному по СОТУ базы «Незабудка А-три» старшине Кентаринову запомнить, что борт, на котором летел прапорщик, проследовал, никуда не сворачивая, по первоначально заявленному в полетном задании маршруту с целью проинспектировать бойцов ночного дозора.
Вернулись на место стены и потолок, сделался деревянным пол, вокруг была все та же комната.
Боровский энергично двинулся к креслу, угнездился в нем, глядя на Кирилла огромными глазами. Зрачки у него были круглыми.
– Так зачем вы летали к горе Бедовая? – устало спросил Кирилл и сел прямо на пол, потому что его не держали ноги.
– Я должен был снять панораму у входа в находящуюся там пещеру.
– Зачем?
– Не знаю.
– Но вы ведь не сами это решили?
Боровский вновь застыл, глаза его начали закатываться, и Кирилл понял, что теперь непоправимое все же произойдет, ибо сил у него было слишком мало, а гарем находился за тридевять земель у черта на куличках.
Теплые ладони легли ему на виски, жар от них хлынул прямо в голову, потек по жилам, наполнил Кирилла новой мощью.
– Спасибо, – сказал Кирилл.
– Пожалуйста, – отозвалась Оксана и вернулась на прежнее место.
И Кирилл не дал банковскому служащему уйти, снова вернул его к жизни.
– Так кто же вас попросил произвести съемку в районе горы Бедовая?
– Я не знаю имени этого человека, – сказал Боровский. – Он попросил встречи со мной и объявил, что я подворовываю средства родного банка. Представил мне неопровержимые доказательства. Мне ничего не оставалось. Он собирался выдать меня, шантажировал.
Силы у Кирилла сделались снова велики. И он сотворил вторую за этот вечер видеоформу. На сей раз не требовалось изображать всю фигуру, достаточно было лица. Но уровня реальности требовалось достичь не ниже сорока пяти процентов, чтобы лицо можно было узнать по записи, осуществляемой ИскИном.
– Это он?
– Да, – сказал Боровский. – Это он. Именно этот человек и шантажировал меня.
Все было ясно.
И когда у банковского служащего вновь закатились глаза, Кирилл уже не стал предпринимать никаких сверхусилий. В конце концов, это не он убил Боровского. А оживить человека навсегда – не в состоянии. Он – не Единый, смерть ему, к сожалению, не победить! А может, к счастью…
Он встал с пола, надел шлем и велел ИскИну прекратить запись.
– Вряд ли записанную информацию можно будет предъявить в трибунале, – сказала Оксана.
– Вряд ли, – согласился Кирилл. – Но мне кажется, это и не потребуется. Вы ведь со мной не пойдете туда?
– Не пойду, конечно… Когда вы догадались, кто я такая?
– К сожалению, только что, кол мне в дюзу!.. Хотя мог бы догадаться и раньше. Ну, пусть не догадаться – так хотя бы заподозрить. Не в первый раз меня опекают двое!
– Разве подозрение бы вам что-нибудь дало? Все равно бы потребовалось пройти путь.
– Вы думаете, я его прошел?
– Не знаю. – Оксана пожала плечами. – Это сможет определить только он. Мы же, такие, как я, помогаем, но определить со стопроцентной уверенностью, закончен ли процесс, не способны. Можем только надеяться.