И что еще интереснее, в руке у него, будто выхваченный из воздуха, вместо полотенца возник металлический прут.

Еще пара секунд – и лежать бы Кириллу нанизанному на шампур, как свинья. Но, заметив движение Сергея, он сильнее вдавил нож в горло Илюшина, и Бабкин замер, точно робот, которому отключили питание. Полная неподвижность. Даже лицо окаменело.

– Ца-ца-ца! – Кирилл поцокал языком, укоризненно качнул головой. – Не надо, братец.

Вот они и сравняли счет. Они ему – пошлость, он им – облом с попыткой защититься.

Глупо, конечно, но презрительно брошенное «пошляк» уязвило Кирилла, как не могло бы задеть намеренное оскорбление. Черт возьми, он придумал отличный образ! Смерть и красота рука об руку…

Он обиженно скривил губы. Ладно, Бабкин – мужлан, но Илюшину-то не чуждо чувство прекрасного, в этом Кирилл был уверен. Они во многом похожи…

Пора заканчивать с вступительной частью. Они недостаточно ответственно подошли к своим ролям. И что намного важнее, его наручные часы отбили шесть минут до начала отсчета.

Когда начнется отсчет, он уже не сможет ничего изменить.

– Перейду к самому главному. – Кирилл стал деловит и собран. Они приближались к точке выбора. Если он рассчитал неправильно, здесь все и закончится. – Смотрели ли вы, друзья мои, фильм «Выбор Софи»? Сергей, вопрос относится в первую очередь к тебе.

Бабкин прищурился, ничего не ответив. Он, кажется, размышлял, способен ли Кирилл исполнить невысказанную угрозу.

Чтобы помочь ему определиться (пять минут тридцать секунд), Кирилл сказал:

– Человек, которому перерезали горло, может прожить около трех минут. Если задета только трахея, у него есть шанс остаться в живых, – при условии, что ему своевременно будет оказана медицинская помощь. Если артерия… – Он пожал плечами. – Тоже не исключено, конечно. Но если смотреть на вещи здраво, ты его не довезешь.

(Четыре минуты четыре секунды)

– Нет, – сказал Сергей. – Не смотрел.

– Зря. А ты, Макар?

– Вряд ли. Название ничего мне не говорит.

– Это фильм, поставленный по книге, – огорченно сказал Кирилл. – С прекрасной актрисой Мэрил Стрип. Хоть актриса-то такая вам знакома?

– Ты не отклоняйся от генеральной линии партии, – попросил Сергей.

Кирилл одарил его обаятельнейшей улыбкой:

– Как скажешь. По сюжету Софи, героиня, совершает несколько очень тяжелых выборов… – Он сделал паузу, не преднамеренную, а чтобы еще раз осмыслить то, что ему предстояло открыть. – Самый сложный вот какой: ей нужно решить, кого из своих детей спасти, а кого отправить на смерть. У нее старший сын и младшая дочь, она выбирает девочку.

Сергей выжидающе смотрел на него. Он еще не догадывался, к чему клонит Кирилл. Илюшин молчал.

– Есть и другая иллюстрация той же идеи, – размеренно продолжал Кирилл. Он подбирался к главному. – «Проблема вагонетки». Придумали ее, кажется, в Англии. Это проблема этического выбора, поначалу она была сформулирована довольно незамысловато: тяжелая неуправляемая вагонетка несется по рельсам, на которых привязано пять человек. А на запасном пути привязан всего один. Переключишь ли ты стрелку? Здесь ответ довольно очевиден. Но позже у этой задачи появились варианты. В частности, придумали такое: на одних рельсах лежат трое взрослых, на других – двое детей. И только от тебя зависит, по какому из путей пойдет вагонетка. Это уже интереснее, не правда ли?

Кирилл увлекся. Щеки пылали, пальцы левой руки с силой стиснули плечо Илюшина.

Бабкин по-прежнему не произносил ни слова.

– Самое большое удовольствие для ученого – экспериментально проверить свою гипотезу. У бедных англичан такой возможности не было. А у меня есть. Даже жаль, что я не ученый, и гипотезы у меня нет. Только вопрос, на который я хочу получить ответ с твоей, Сережа, помощью.

(Три минуты двадцать секунд)

– Я собираюсь убить твоего друга, – сказал Кирилл и лучезарно улыбнулся. – Ты можешь мне помешать. У тебя даже может получиться. Но – та-дам! – кроме рельсов, по которым несется смерть, – извини за напыщенность! – у нас есть запасной путь! Все как в эксперименте! Я воспроизвел его с высокой точностью! На склоне возле нашего коттеджа припаркована вагонетка, то есть машина покойной Анастасии… Красивая барышня! Одно удовольствие было с ней работать! – Он скосил глаза на Илюшина, но и тот окаменел. – Через одну минуту тридцать секунд ручной тормоз будет разблокирован… Я хотел оставить дистанционное управление, но подумал – мало ли что может со мной произойти! – Он хихикнул, не удержавшись, но тут же снова стал серьезным. – А сейчас, независимо от того, буду ли я жив или нет, машина поедет вниз. В озеро. Есть только одно препятствие у нее на пути: твои маленькие приятели, Сережа. Не беспокойся, никакого вреда я им не причинил. Они просто связаны. И в сознании, конечно! Когда в сознании – это интереснее! Скажите же, четкий эксперимент? Жизнь твоего напарника против жизней двух детишек! Но у вас, – он непроизвольно отделил себя от этих бедолаг, скованных узами этики, – отчего-то господствует убежденность в абсолютной ценности жизни ребенка. Странно, правда? Разве твой друг значит для тебя не больше? Я могу упростить задачу: если ты решишь защищать его, клянусь перерезать ему только трахею. У него будут приличные шансы на выживание. Честная игра!

Он не лгал. Ему было страшно интересно, какой выбор сделает человек, стоящий напротив него. Ради этого можно было даже рискнуть охотой.

– Но детей раздавит, – добавил Кирилл. – Это не твои дети, тебе не обязательно ничем жертвовать ради них. – Маска спокойствия слетела с него, он подался вперед, разве что не потирая руки: – Ну скажите же, что я круто придумал!

Пискнул таймер. От этого звука вздрогнули все, включая Кирилла.

– У тебя двенадцать с половиной минут. – В горле внезапно пересохло. – Добежать отсюда до склона – одиннадцать минут. Я проверял. Решай. Или он, – Кирилл кивнул на Макара, – или киндеры.

Сергей сделал странное движение, будто пытался сдвинуться с места или хотя бы взмахнуть руками, но мешала булавка, приколовшая его, как жука, к невидимому листу бумаги. Однако говорить он еще мог.

– Ты! – выдохнул Бабкин, не сводя глаз с Кирилла.

Вот когда открылось его настоящее лицо.

И лицо это было страшным.

Кирилл ясно увидел, какую ошибку он совершил. Нет, этого нельзя было оставлять в живых. Плевать, что он лишался важного – единственного! – свидетеля своего триумфа, своей гениальной игры; плевать, что это подпортило бы безупречную охоту. Но стоявший перед ним человек был убийцей – настоящим убийцей, зверем, а не интеллектуалом, как Кирилл. Хуже – тупым механизмом, которого Кирилл в эту минуту программировал своими собственными руками: иди, ищи, пока не отыщешь меня, а затем уничтожь.

На лбу у Сергея вздулись вены, словно он пытался сдвинуть неподъемную тяжесть. Взгляд переместился на Макара.