— Хотел убедиться, что все пройдет, как надо. Получилось?

Крис покосился на меня, неохотно признался:

— Частично. Гнездо кровопийц белобрысый зачистил конкретно, а вот выполоть сорняки в своем саду — дело посложнее.

— Не вычислил, значит?

Каратель качнул головой, Рик досадливо цокнул. Извлек ящик из угла, распутал тесемки у дорожного мешка. Занялся сортировкой вещей — что взять, что оставить.

— Пойдешь? Сейчас?

Рыжик смотрел за сборами со скептическим выражением лица. Непогода снаружи продолжала бушевать и, кажется, только усилилась.

— Нет. Подожду до утра, пока разъяснится и облава перекроет все щели, — язвительно отозвался меченый, брезгливо рассматривая какую-то гадость, вытащенную из ящика. Находка напоминала высохший трупик мыши-полевки, который дракон без сожалений швырнул в костер. — Прорвусь. Не впервой.

Крис закатал рукав и стянул с запястья пару браслетов.

— Возьми. Пригодятся.

От артефактов Рик отказываться не стал. Бегло проверил вещи, оделся, натянул рукавицы. Кивнул на прощание алому. Мне достался долгий изучающий взгляд — но так ничего не сказав, дракон вышел за дверь, чтобы раствориться среди сбивающего с ног урагана, ночной тьмы и слепящего снега.

Дойдет ли? Сумеет ли, несмотря на всю уверенность, преодолеть холмы? Я невольно поежилась, представляя, каково Рику сейчас снаружи, среди метели. Крис, заметив мой жест и неправильно истолковав, подкинул в огонь дров, вынуждая пламя разгореться жарче.

Долгое время молчание нарушалось только треском сгорающего дерева и стонами ветра. Неожиданно стало доходить, что меня обнаружили в землянке наедине с человеком, которого по моему же приказу заключили под стражу по обвинению в измене. Более того мы целовались! Целовались явно с удовольствием. Хотя единственным драконом, которому должны принадлежать мое тело и сердце, я сама же объявила Исхарда.

Весь образ благонравной невесты, старательно создаваемый последние месяцы, рассыпался к Хаосу. Я не представляла, как объяснить ситуацию другу. Рыжик же загадочно лыбился, не спеша ни обвинять, ни помогать, ни задавать наводящие вопросы.

— Крис, то, что ты видел…

— Неужели Матерь-Спасительница наложила на тебя проклятие девственницы: стоит лечь в постель с мужчиной, и ты начинаешь биться в припадке? Неудивительно, что снежный лорд раздраженный ходит.

Значит, вот как это выглядело? Постойте-ка! Я все же научилась вычленять главное из случайно оброненных фраз.

— Ты тут был с самого начала! И даже не подумал вмешаться!

— Не с начала, — поправил Крис. — Но достаточно долго, чтобы насладиться испуганным лицом Котофея. Честно говоря, колебался, то ли прибить его, то ли посочувствовать из мужской солидарности.

Я плотнее обхватила руками колени, желая провалиться от стыда, обвела взглядом землянку, невольно цепляясь за следы пребывания людей. Ищейки Исхарда потеряли нас еще возле деревни малефиков, но Крис добрался сюда почти одновременно со мной и Риком, словно… он догадывался, куда мы направляемся!

Способности сенсорика здесь не при чем. Рыжик знал про это место!

— Крис, как ты тут оказался?

— То большая страшная тайна, — глубокомысленно, подражая умудренным жизнь старцам, заметил друг.

— Мне не до смеха!

— А я не шучу.

Стоп. Значит ли это, что задание каратель получил напрямую от Харатэль? Если подумать, самый логичный ответ: кто еще мог, вопреки приказу эссы, выпустить Демона льда из тюрьмы? Не сам же он сбежал.

Хаос! Кажется, вокруг меня опять идет игра, о которой я не имею не малейшего понятия. Судя по виновато отведенным глазам, допытываться правды у Криса бесполезно. Ладно, задам вопрос сестре, когда непогода перестанет глушить мыслесвязь.

Смирившись с необходимостью ожидания, я сменила тему.

— Давно хотела узнать, почему ты зовешь Рика Котофеем?

— Так наглый, вредный и удачливый, как будто у кошки девять жизней позаимствовал, — отшутился друг, обрадованный уходу от неприятной темы. — Не бойся, бескрылая, ничего с твоим демоном не случится.

— Угу, — мне бы уверенность рыжика.

В воздухе снова повисло молчание. Болтать о сторонних пустяках не было настроения. Обсуждать шансы Рика преодолеть холмы только зря накручивать себя. Расспрашивать Криса, что происходит — бесполезно, нечестно. Рыжик, может, в конце концов, и разболтает по старой дружбе — хотя кто скажет, чем он там клялся и не завязана ли клятва на какое-нибудь крайне гадкое заклинание — так ему же потом и влетит от Харатэль очередная «охрана восточных ворот».

— Ложись-ка ты спать, мелкая, — решил за меня приятель. Безжалостно распотрошил тюк в углу, вытащил шерстяные одеяла. — В ближайшие часы буран вряд ли стихнет, так что радуйся: триумфальное возвращение невесты, спасенной из лап коварного дракона, к ее расстроенному жениху откладывается до утра.

Да уж, неужели Крис думает, что после всего случившегося я спокойно усну! Буду лежать, представляя, как там Рик, или, еще хуже, прокручивать завтрашний разговор с Исхардом. Какими словами мне оправдаться за это «похищение»?

Я ошибалась. Виновата ли усталость, жар костра, разморивший меня после холода снаружи, или Крис незаметно подшаманил, но стоило мне угнездиться под одеялами и пригреться, как я провалилась в сон.

***

Сегодня Юне исполнилось шестнадцать.

Из гостиной внизу доносилась негромкая музыка и разговоры. Торжество продолжалось без именинницы. Чета Иньлэрт предпочитала не афишировать существование слепого ребенка, но полностью проигнорировать ее детский день рождения не могла, а потому раз в год собирала друзей, родственников и ближайших соседей за семейным столом частично отдать должное традициям, частично — для решения каких-то своих вопросов.

Юна быстро осознала, что ее присутствие на празднике не требуется. Родители, обычно избегавшие дочь, сейчас, вынужденные находиться рядом, ощущали себя не в своей тарелке. Эта неловкость передалась и гостям, косящимся на увечье со смесью жалости и любопытства. А самой девушке быстро надоели и бесполезные здравицы «в глаза», и сочувственные шепотки вслед, поэтому когда юная леди, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату, все, и она сама, вздохнули с облегчением.

Прислонясь спиной к раме, Юна устроилась на широком подоконнике, вслушиваясь в шорохи, которыми с ней разговаривала вечерняя столица. Ветер свистел в водосточной трубе, обжигал пальцы ледяными поцелуями, шуршал лентами подарков, сваленных на комоде. Нес запах еловой смолы, горящих в очаге поленьев, замерзшей воды и уснувшей до весны жизни.

Колокол на башне прозвонил семь. Скрипнул наст под шагами редкого прохожего. Зима — темное время: солнце не балует город, отдавая власть трескучим морозам, и даже северная кровь предпочитает не покидать уют растопленных очагов и надежных стен.