Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подходы Олава и Торгерд к вопросу кровной мести как нельзя ярче иллюстрируют ментальность исландцев той эпохи. Кьяртан — большой и знатный человек, сын годи; несмотря на это, его ближайшие родственники-мужчины согласны на компромисс и готовы принять виру.[328] Торгерд взывает к чести мужа и сыновей и не устает публично унижать их, и тем ничего не остается, как стараться ее умиротворить. Психологически исландская ситуация была не из простых, во всяком случае, куда сложнее, чем в обществах, где необходимость осуществлять именно кровную месть не подлежала сомнению. Саги же об исландцах и исландские законы четко сходятся в том, что и насилие, и вира были равно приемлемыми формами замирения с точки зрения права. В случае Олава и Торгерд, как и во многих других, речь идет не о том, кто прав, а о том, за кем останется выбор стратегии.
Торгерд приходится поначалу отступить, но она все еще считает своим долгом пролить кровь в отместку за сына. Что же, она человек терпеливый, может и подождать. Уговорить мужа напасть на Болли ей не удается, и ничего не происходит, пока Олав не умирает. Оставшись вдовой, Торгерд тут же начинает подстрекать своих сыновей к действиям. Но снова ей приходится столкнуться с противодействием — сыновья, еще недавно, в момент суда об убийстве Кьяртана, страстно желавшие расправиться с Болли, теперь, по прошествии лет, не очень-то хотят нарушать заключенный отцом мир. Торгерд, видя, что мотивации сыновьям не хватает, идет на хитрость (глава 53 саги). Она просит сыновей сопроводить ее в поездке с родного хутора, Стадного холма (дисл. Hjarðarholt), что на правом берегу Лососьей реки, к своей подруге, которая живет к северу, на Топком хуторе (дисл. Saurbær). Хитрость заключается в том, что дорога к Топкому хутору пролегает близ хутора Междуречье Счастливчиковой долины (Sælingsdals-Tunga), где как раз и живут Болли и Гудрун. Торгерд намерена унизить сыновей, с тем чтобы разбудить в них ненависть, — ведь без ненависти нет распри. Она бросает им в лицо слова о смелости и бесстрашии своего отца, великого воина и скальда Эгиля сына Грима Лысого. Она доходит и до того, что обвиняет сыновей в оскорблении отца, — их бездействие-де порочит имя покойного Олава (это обвинение, как никакое другое, подчеркивает двусмысленность всякого требования защищать честь семьи):
На следующую зиму после смерти Олава, сына Хёскульда, посылает Торгерд, дочь Эгиля, как минули холодные дни, сказать своему сыну Стейнтору, чтобы тот приехал к ней. А как мать с сыном повстречались, заявляет она ему, что хочет съездить на [северо-] запад в Топкий хутор, проведать Ауд, свою подругу. Она говорит и Халльдору, мол, пусть едет вместе с ней. Всего их было пять человек. Халльдор ехал подле матери. Вот едут они и оказываются в виду построек на хуторе Междуречье Счастливчиковой долины. Тогда Торгерд повернула свою лошадь ко двору и спросила:
— Как называется этот хутор?
Халльдор отвечает:
— Не потому ты об этом спрашиваешь, мать, что заранее не знаешь ответа. Называется этот хутор Междуречье.
— А кто живет здесь? — говорит она.
Он отвечает:
— И это ты знаешь, мать.
Тут говорит Торгерд, и голос у нее дрожит:
— Еще бы мне не знать, — говорит она, — что здесь живет Болли, убийца вашего брата, и вы стали совсем не похожи на своих именитых родичей, коли не хотите отомстить за такого брата, каким был Кьяртан, а вовсе не так поступил бы отец вашей матери Эгиль, и горе тому, кому не досталось сыновей, смеющих употребить себя на дело чести, и по мне, какие вы есть, так конечно лучше вам было уродиться дочерьми вашему отцу, и мы бы выдали вас замуж. И я это к тому, Халльдор, что, как говорят люди, в семье не без урода, и я теперь точно знаю, в чем удача хуже всего обошлась с Олавом, коль вышло, что выросли у него такие ничтожные сыновья. Я с этим потому обращаюсь к тебе, Халльдор, — говорит она, — что ты во всем верховодишь у вас, у братьев. А теперь нам впору поворачивать назад, потому что я сюда ехала больше затем, чтобы напомнить вам об этом, а то похоже, что вы об этом подзабыли.
А Халльдор отвечает:
— Не на тебя нам придется жаловаться, мать, если это вылетит у нас из головы.
И Халльдор теперь, хотя все больше молчал, весь едва не кипел от гнева и ненавидел Болли пуще прежнего.
Но и этого Торгерд показалось мало, и, когда позднее братья собрались в поход против Болли, она потребовала, чтобы ее взяли с собой (глава 54 саги). Халльдор со товарищи пытались отговорить ее, мол, не женское это дело — боевой поход, но Торгерд отмела эти возражения с порога, сказав: «Еще как поеду, потому что знаю я вас как облупленных, сынки мои, и вам без понуканий никак». И им пришлось уступить.
«Сага о людях из долины Лососьей реки» отличается известной «литературностью», и кто знает, возможно, конкретная история с Торгерд является не более чем плодом воображения рассказчика. Но сама ситуация — очень знатная женщина, которой в распре приходится полагаться на помощь мужчин, не очень-то рвущихся в бой, — совершенно невыдуманная, вплоть до частностей. В «Саге о людях из долины Лососьей реки» красочно обрисован драматический в своей подлинности социальный конфликт, вотканный в самую основу общественной жизни Исландии эпохи народовластия.[329] Исландские мужчины были склонны полагаться на политическую систему и поэтому кровной мести предпочитали материальную компенсацию, так что исландские женщины, если хотели добиться своего, были вынуждены идти ва-банк. И в других обществах практикующих распрю, встречались случаи вроде описанного в главах 26–27 «Саги о людях с Песчаного берега», где некая вдова (тоже по имени Торгерд) ездит по округе, прихватив с собой отрубленную и засоленную голову своего убитого мужа[330] надеясь так публично унизить его родственников и заставить их отомстить.[331] Иные героини саг порой ждут годами, пока не наступит подходящий момент вынуть из пыльного сундука старый плащ, покрытый запекшейся кровью, и швырнуть его в лицо нерешительному мужчине, так чтобы его всего засыпало и он, униженный и оскорбленный, приступил к действиям.[332] Подстрекательство играло важную роль в исландской распре по ряду причин, и прежде всего потому, что исландские политические группировки были много важнее, чем внутриродовые или нуклеарные семейные группы, и от членов таких широких группировок не приходилось ожидать, что они будут горячо ненавидеть своих противников сколько-нибудь долго, а без этого невозможна распря. Как следствие, исландские женщины могли опираться лишь на самых близких родичей или домочадцев и рабов — никто другой не стал бы подчиняться их требованиям. Воюя друг с другом, главные противницы «Саги о Ньяле», Халльгерд и Бергтора, в поисках людей, готовых ради хозяек идти на убийства, последовательно перебирают все социальные страты исландского общества, представленные на их хуторах. Начав с рабов, жизнь которых ничего не стоила, обе женщины не торопясь двигаются вверх по шкале важности и чести в выборе своих агентов, зная, что чем ниже статус человека, тем легче знатной женщине им манипулировать.