* * *

— Новую крепость проходить будем ночью, дальним берегом, — решил атаман, — когда днем миновали удивительно ровный, словно нарочито насыпанный божьей рукой, высокий курган по левому берегу, а затем и устье небольшой реки с южной степной стороны.

— Успеем ли? — уточнил есаул Ортюха Болдырев, на струге которого в голове отряда плыл атаман. — От устья реки Самары до этого кургана вспоминается мне наше плавание с Иргиза на Каму, долго гребли.

— Тогда шли супротив течения. Теперь нам река помогает и ветерок в паруса добрый дует! Не хотелось бы заранее оповещать тутошнего воеводу о своем прибытии. Воевода Сукин непременно послал уже отписку в Стрелецкий приказ, что мы самочинно покинули его войско и скрылись. Речек, которые вливаются в Волгу, предостаточно, где нас искать — никому не ведомо. И тутошний воевода не отпишет в Москву, что видел нашу струговую рать, которая в знатной силе прошла на понизовье.

Казаки, помогая течению и ветру, гребли вполсилы, негромко переговариваясь между собой, кто вспоминал родные края, кто Сибирь и Москву, а кто и погибших в минувшем походе своих ратных побратимов, так и не увидавших снова кормилицы-Волги. Незаметно сгустились сумерки, потемнела волжская вода, некоторое время освещенный лучами заходящего солнца левый берег был еще хорошо виден дальними крутыми откосами, но потом как и правый, накрытый тенью, начал терять четкость очертаний, зато большие бело-розовые облака долго играли изумительными красками, уплывая на восток, вслед за ветром.

Матвей повелел казакам поднять весла, дозорцам на носу стругов следить за водой, чтобы ненароком не налететь на смытое с кручи дерево, а сам все пристальнее поглядывал на даль левоберережья, пытаясь различить место, где неведомый ему воевода ставит крепость.

«Бог весть, каков наказ даден воеводе — от ногайцев ли Русь оберегать, альбо ногайцев от вольных казаков?» — подумал Матвей, устало смежая веки, чтобы дать глазам роздых.

— Атаман, огни на берегу объявились, далеко-о еще! — подал голос Федотка Цыбуля, неразлучный дружок Ортюхи Болдырева, уцелевший в последней с татарами сече на Вагае. Его ровесник и побратим Митяй прислонился к мачте и беспечно спал, обняв руками обе заряженные пищали. Усмехнувшись, Матвей вдруг похвалил себя за то, что приучил казаков не расставаться с оружием даже тогда, когда видимой опасности и близко нет. — «Не зря старики поучали нас, малолеток, что даже от малого опасения великое спасение, что опасение — половина спасения! А нам теперь и вовсе надобно своих стрельцов опасаться не менее, чем татар в Сибири!» На голос Федотки прошел на передок струга, встал коленями на скамью, всмотрелся в темень ночи.

— Верно, костры горят. Да много! Не иначе там крепость ставят. Ортюха, смотри, узнаешь это место?

Есаул Болдырев всмотрелся в очертания берега, сверил видимую картину с той, что осталась в памяти, когда днем гребли на веслах, поднимаясь вверх по Волге, и уверенно ответил, не оборачиваясь к стоящему рядом атаману:

— Правду сказывали ватажники — это и есть место, где река Самара от крутого увала сворачивает влево по течению, верст на тридцать уходит вниз и там уже сливается с Волгой, у становища с пристанью. Разумен воевода, не стал сооружать крепость в пойменных низинах, на взгорье взобрался, далеко будет теперь просматривать, кто да откуда мимо плывет!

— Понятное дело, Ортюха! И крепости надежнее речными берегами с двух сторон защититься, и реку Самару прямо под стенами будет иметь для причаливания стругам да паузкам купеческим. Да и на роковой случай большого половодья нет угрозы притопления. — Матвей повернулся к казакам, повелел убрать парус и прижаться ближе к крутому правобережью.

— Это на тот случай, ежели у воеводы дозорные стрельцы за Волгой досматривают. До крепости еще далековато, нас не видят, а паруса приметят, мимо проходить будем. А тут еще луна, видите, то и дело промеж туч воровски выглядывает, будто воевода повелел нарочито волжскую гладь высвечивать!

Примерно через час, когда на востоке начал розоветь небосклон, речная вода в наступившем безветрии подернулась легким туманом, который полностью укрыл от взора не только казацкие струги, но и строения возводимой на левом берегу крепости, так что ни атаман, ни воевода не сумели даже издали увидеть друг друга, о чем, конечно, Матвей не очень и сожалел. Пройдя под отвесными скалами горы Лбище, он распорядился причалить к берегу в удобном месте, развести не очень дымные костры и готовить на все многолюдство походный завтрак. Он подозвал к себе Ортюху и когда тот неспешно по приречным камням подошел к нему, доверительно попросил:

— Возьми кого-нибудь из казаков, здешних старожилов, поднимись в старое Лбищенское городище. Возьми с собой Томилку и с десяток казаков. Ежели в городище кто есть из беглых, альбо из тех, кто с Ермаком в Сибирь не пошел, уговори с нами на Иргиз да на Яик сойти вместе. А мы тем часом наварим каши побольше, вас дожидаючись. Пойдешь?

— Хорошо, Матвей, конечно, пойду! — охотно согласился Ортюха. Но прежде, чем он повернулся, Матвей успел предупредить: — К городищу подходите со всяким бережением. Не ровен час, и там шустрый воевода свой караул от разбойников поставил, так чтобы не влететь бедной мухой в липкую паутину.

Есаул скупо улыбнулся, успокоил атамана, сказав, что напролом не полезут, пойдут осторожно. Проводив казаков, которые по глубокой расщелине каменистого берега начали взбираться наверх, Матвей подошел к костру Наума Коваля, присел на плоский камень под самым отвесом скалы и, сторонясь горячего дыма, наблюдал, как Марфа сноровисто хлопочет у котла, покрикивая на кучерявого расторопного казака Митяя, чтобы тот нес ведро чистой воды или живее собирал по берегу сухостой для костра.

— Смотри, Митяй, как бы Марфуша не сделала тебя своим стремянным, — пошутил Матвей, подмигивая девице. — Будешь ты возить на себе ее ратные доспехи да колчан со стрелами!

Митяй на коленях перед костром раздувал слабый огонь, поднял голову, выставил вперед короткую кучерявую бородку, которой весьма гордился, хотя волоса в ней было пока негусто. В больших зеленоватых глазах запрыгали лукавые бесенята, когда, подмигнув Марфе, он со смехом в голосе ответил атаману:

— Аль я бес, который не пьет и не ест, а пакости творит? Нешто нищему да рябому красавицу честнýю сватать в боярских хоромах?

Наум Коваль посмеялся, похлопал молодого казака по согнутой спине над дровами и назидательно сказал:

— Вестимо, когда медведь сыт, то и муравью с кости мяса достанется вдоволь! Так что не тужи и не робей, а увернись да бей! Иначе весь век в холостяках проходишь. Как тебе, Марфа, Митяй кажется? Добрый казак, альбо еще молоденький гусак?

Марфа игриво улыбнулась, показывая ровные белые зубы, кинула быстрый взгляд на Матвея, ответила на шутку родителя:

— Казак он лихой, да у меня нежданная соперница объявилась! Уж и не знаю, как быть. Вот Зульфия советует вызвать ее на бранное поле и в поединке спор этот порешить — кому казак достанется!

Зульфия хихикнула, прикрыв рот концом платка, задиристо вставила свое словцо: