Перед тем как подняться к Брауну, перевожу назад на шестьдесят минут стрелки своих часов, которые показывают десять минут девятого. Звоню, Франсуаза открывает. Я оставляю ей шляпу, пальто и захожу в комнату. Вилли встает, машинально смотрит на будильник. Я ему говорю:

— Ну вот, я почти вовремя. Десять минут восьмого.

— Странно, — удивляется он, — я проголодался… Однако еще рано…

Я втягиваю его в дискуссию. Когда с ним не соглашаешься, он взрывается, орет, забыв обо всем на свете. Я пользуюсь этим, чтобы перевести стрелки его будильника на час вперед. На сей раз ему показалось, что время пролетело слишком–быстро…

Час спустя приезжает Фредерика Мэйан. Снова дискуссия, нескончаемая. С каким удовольствием я уехал бы домой спать… Бывшая кинозвезда пускает слезу. Несколько дней назад Сильвия сказала ей, что роли в фильме она не получит. Я не на шутку встревожен: не исключено, что Сильвия рассказала ей о моей роли в этом деле… Звонит телефон. И Вилли Браун выпаливает:

— Сильвия мертва. Франк только что сказал мне это. Ее перевезли в Институт судебно–медицинской экспертизы.

Я правильно сделал, что устроил себе это алиби. Этот идиот Франк, должно быть, услышал выстрелы, прибежал и обнаружил труп. Ему ничего не оставалось, как немедленно позвонить в полицию.

Я изображаю глубокую скорбь и при первом же удобном случае сматываюсь. Обеспокоенный. Что я должен сейчас делать? Мчаться в морг, но посреди ночи меня вряд ли туда пустят. Так что же? Я поеду в Шенвьер, полицейские, по–видимому, уже там.

Полицейских я вижу, а трупа, к счастью, уже нет. Вижу также этого болвана — Жан Пьера Франка. Инспектор задает мне мимоходом несколько вопросов, вызывает меня на завтра. Я быстро возвращаюсь в Париж. Сплю я очень плохо.

Допросы прошли успешно По заключению судмедэксперта смерть наступила между семью и десятью часами. Мне нужно лишь придерживаться своего алиби. Убийство Сильвии сделает мне сногсшибательную рекламу. На Маргарите я женюсь в самое ближайшее время.

8

Он в очередной раз. взглянул на часы. Шесть. Вот бы закончить все к восьми! Но попробуй сделать это со всеми этими лгунами, настоящими и мнимыми убийцами…

Дивизионный комиссар смотрел на него с некоторой долей доброжелательности, окрашенной беспокойством. Он жалел, что поручил ему это дело. Но инспектор вошел, во вкус и теперь уже не отдаст его никому другому. Даже если бы ему пришлось снова провести бессонную ночь. Он был уже почти у цели. Еще один–два допроса, одна–две детали. При удачном стечении обстоятельств все может закончиться через десять минут. Комиссар сказал:

— Вы не имели права так долго держать всех этих свидетелей. Они вправе жаловаться, и вам всыпят по первое число.

— Но, шеф, — запротестовал он, — они не возмущались, не требовали адвоката, ничего. Я прошу вас подождать до восьми. Все выяснится, обещаю вам.

— Послушайте, Туссен. Мне и так все ясно. Признанием Вилли Брауна должны заняться психиатры. То же касается и Фредерики Мэйан. Любой, прочитавший ее исповедь, согласится, что эта женщина — ненормальная. Остается Мишель Барро, но он ни в чем не признался. Между тем во время обыска ваши люди нашли у него под матрасом револьвер, в барабане которого не хватает трех пуль. В этом эксперты категоричны. Арестуйте этого Барро, а всех остальных освободите, не выясняя, кто прав, кто виноват.

— Но у него железное алиби, шеф. Вчера вечером с шести до семи он был в кино. Кассирша подтвердила время по номеру билета.

— Он мог войти в кинотеатр в шесть и тут же выйти

— Предположим. Но у него был всего час, чтобы съездить в Шенвьер и вернуться, Это невозможно. К тому же все четыре свидетеля подтвердили: в семь он был в Париже, у Брауна. А смерть Сильвии наступила как раз не раньше семи. Он не мог ее убить.

— И Браун, и остальные могут лгать, чтобы прикрыть его, для них это привычное дело.

— А Франк? Он услышал выстрелы в девять часов!

— Он тоже лжет. Он же сказал, что видел машину, похожую на машину Барро, в момент преступления. Это Барро.

— Мы никогда не сможем это доказать.

— А Франк? Он вполне мог убить Сильвию. Был ее близким соседом.

— У него нет ни одной мало–мальски серьезной причины, тогда как у Барро их несколько. У него есть любовница, он хочет на ней жениться, жена не соглашается на развод. Он ее убивает. К тому же он наследует ее состояние. Но у него алиби.

— Допрашивайте его, пока не расколется.

Инспектор Туссен посмотрел на часы. Половина седьмого. Он повернулся к Тюилье, удивился:

— Ты еще здесь, я думал, ты кончаешь в шесть.

— Да, но сейчас только без двадцати пять,

— Ты с ума сошел. Сейчас половина седьмого.

— Черт, жена будет ворчать. Но как так получилось? А, понял, мои часы остановились, и я завел их у этого чокнутого. Видно, его будильник неисправен.

Он встал, натянул пальто. Туссен бросился к нему!

— Где ты завел часы?

— Ну, во время обыска, у Брауна. Его будильник не в порядке.

Туссен изо всей силы стукнул себя по лбу. Ну конечно! Алиби Мишеля Барро держится лишь на будильнике Брауна. Будильник же неисправен. Значит, вполне может быть, что переведя стрелки на два часа вперед…

Мишель Барро сел, с невозмутимым видом закурил американскую сигарету. Надменно спросил:

— Сколько еще будет продолжаться эта история?

— Уже закончилась, — сказал Туссен. — У меня есть доказательство, что вы убили свою жену.

— Вы с ума сошли!

Грубым движением руки Тюилье откинул Барро назад, на стул. Инспектор Туссеи приступил к изложению своих доводов:

— Вчера после обеда вы заехали к Брауну. Мне это только что подтвердила по телефону его служанка. Вы воспользовались этим визитом, чтобы перевести стрелки его будильника на два часа назад. Затем, в шесть вечера, вы взяли билет в кино. Вы тут же вышли из зала, прыгнули в машину и помчались в Шенвьер. Размолвка с женой, которая отказывается дать вам развод. Вы пытаетесь ее уговорить, затем, вытащив револьвер, который вы сами ей дали, убиваете ее тремя выстрелами в область сердца. Имитируя ограбление, вы опустошаете ящики и сумочку вашей жены. Затем исчезаете. Восемь часов. Есть свидетель, видевший, как вы вышли из дома и сели в свой «Фольксваген». Вы возвращаетесь в Париж, заходите к Брауну в девять часов, но его будильник показывает только семь. Полоумный Браун и его склеротичка–служанка ничего не заметили. Через некоторое время вы снова перевели стрелки и успокоились. Правильно?

— Это ложь от начала и