Парень ждёт. Его вытянутые глаза практически исчезают в тонкой линии. Он убирает длинную каштановую челку назад, по-детски фыркает и поспешно направляется к выходу, виляя попкой.

— Нунг, — Анна окликает парня у дверей и предупреждающе смотрит, — без глупостей.

Нунг оборачивается, больно, специально задевает плечом Сергея и выходит в коридор.

— Он у тебя с характером, — смеётся Брюс и замолкает, когда в кабинет входит секретарша с подносом.

Она, как ни в чём не бывало, расставляет чашки и ставит на стол конфетницу с кусочками горького шоколада. Изысканно.

— У него кровь горячая, — улыбается женщина и смотрит на удаляющуюся секретаршу.

Сергей садится рядом с Брюсом, вдыхает аромат своего любимого сорта кофе. Она помнит, странно.

— Годы идут, а твои любовники не взрослеют, — язвит Сергей, делает глоток. Кофе обжигает горло, но он не обращает на это внимания. Что это с ним? Ревность? Чушь.

— Не злись, котёнок, ты всё равно лучший, — её тон ласковый, манящий. Опять сети расставляет. Сергей понимает это.

— Тем более у тебя тоже были женщины, — Анна облизывает губы и делает глоток своего чая. — Мы сбились на двадцатой, — она кивает на Брюса, ищет подтверждения словам.

— Ты что, за мной следишь? — Сергей с грохотом ставит чашку на стол.

— Не слежу, а контролирую, — она как-то между прочим опять утыкается в шуршащие бумаги, млеет от его ревнивого тона. — Мне небезразлична судьба моего котенка, и, кстати, последняя твоя вполне ничего, — голос дрогнул с обидой.

Сергей вскакивает с кресла, меняет окрас лица, идёт алыми пятнами.

— Как ты можешь…, — поток ярости сметает всё.

— Эй мужик, успокойся, — Брюс ударяет кулаком по кофейному столу с такой силой, что фарфоровые чашки издают неприятный звон. — Мы пришли поговорить о делах, а не обсуждать личную жизнь. Разберетесь с ней потом.

— Нам не в чем разбираться. Мне глубоко плевать, кто теперь удовлетворяет её прихоти, в отличие от…

— Уймись и сядь, — Брюс кричит громко, почти срывает голос.

Сергей послушно присаживается, пытаясь кофе потушить пожар гнева. Анна же даже бровью не ведёт на столь жестокий выпад партнёра.

— Итак, я уже сказал, что дела у нас в норме, — меняет тему разговора Брюс. — Мои ребята пролазили всё вокруг.

— Но утечка была, — пожимает плечами, как бы безучастно, Анна, но одним глазом следит за мужчинами.

— Да, но до нас пока проблема не дошла. А может, и не дойдет, иначе «птички» донесли бы.

— «Птички»? — Сергей приподнимает бровь, удивлённо смотрит на Брюса. Мужчина улыбается, отводит глаза, как бы стесняется. — Ты что, опять начал свой бизнес? Наркокартель?

— Ну нет, — тянет Брюс. — Маленький канал, прямо канальчик, — он поднимает руку и пальцами показывает расстояние. — На самореализации, практически автономный. Я уже не в том возрасте, чтобы разгребать дерьмо. Так что, считай, маленькое хобби, больше для себя, — признается Брюс.

Сергей неодобрительно качает головой, потом улыбается другу.

— Я надеюсь, хоть по моей схеме?

— Обижаешь, — поднимает чашку чая Брюс и чокается в воздухе с мужчиной, и И оба они заходятся в звонком смехе.

Глава 31.

Сергей все так же стоит у окна. Смотрит, как пелена сумрака накрывает огромный город. Он прислонился головой к стеклу, руки плетями висят по швам. Усталость свинцом расползается по телу. Тяжесть в шее отзывается болью в затылке. Холод стекла обнимает лоб, но не приносит долгожданного облегчения. Свинец расползается по позвоночнику, убивает нервные окончания и стягивает ноги. Сергей растворяется в стекле, такой же прозрачный и хрупкий. Один удар, и он рассыплется на сотню осколков.

Десять недель убили все его ожидания разобраться с проблемами быстро. Сергей проверяет все. Залезает во все мыслимые и немыслимые щели. Грязные переулки города, подвалы и черный асфальт кружат изо дня в день, как на карусели, по кругу. Он встречается с «птичками», которые шуршат по всему огромному городу, переносят на перышках всю доступную информацию. Проблема, как оказалось, и правда, не ушла дальше России. Это и заботило больше всего.

Анна нервничает и заставляет Сергея суетиться сильнее. Она, как будто специально, раздувает огонь его раздражения, не позволяет со спокойной совестью улететь домой. А вот Сергей мысленно уже там, на пороге Аниной комнаты, стоит на коленях, вымаливает прощение для своего умирающего сердца. Ему так необходима ее ласка, поддержка и тепло глаз. Он чувствует себя усталым и заблудившимся путником, который столько лет ищет дорогу домой и хочет знать, что там его ждут и любят. Он давно одержим. Сначала огнем и страстью, которая сжигала его в пепел и ветром разносила по утреннему Лос-Анжелесу. Но потом огонь потух. На смену ему пришло тепло, забота и любовь. Он так долго этого искал. Он стал одержим «солнцем». Она стала тем маяком, к которому Сергей стремился, плутая в темных закоулках своего сознания. Одержимость — его жизнь. Он давно привык к этому.

Сергей не отлипает от окна. Голова обещает лопнуть при каждой мимолетной мысли. Он больше не хочет оставаться, он хочет домой. Уткнуться, как щенок, в ее шею и раствориться в спокойствии. Он становится параноиком. По утрам просыпается от пения, которое доносится издалека, сердце сжимается, осознав, что рядом никого нет. Ему так не хватает ее виляющей на кухне попки по утрам. Она всегда варила кофе, чтобы он не опоздал на работу. На улице он ищет ее глазами, слышит задорный смех и мечется, как сумасшедший, в поисках хозяйки. Какой же он дурак, почему так мало дарил им времени, почему не прижимал к себе, не впитывал под кожу и не смог оставить себе навсегда? Отпустил.

У него две Анны, две противоположности, две одержимости. Одна тянула во тьму и сжигала до костей, опаляя плоть до тошнотворного запаха боли, а другая излечила, смогла, спасла, у нее получилось. Подняла из ямы самобичевания и ненависти ко всему миру. Ее любовь к солнцу помогла и самому Сергею раскрыться этой звезде, позволить ласкать себя. Он ведь такой же, как и многие, грешный, но достойный получить прощение и тепло.

Отстраняется от окна. Смотрит на телефон. Гаджет лежит на комоде и уже пару минут истошно трещит, сообщает хозяину о звонке. У мужчины нет сил сделать хотя бы шаг на зов железного устройства. Он опустошен. Нет, не физически, он опять убит эмоционально.

— Алло, — Сергей теребит ворот рубашки и больно трет шею. Толстые вены пульсируют на висках. Мужчина чувствует их равномерный бой.

— Привет, как дела? — голос Эда колоколами проникает в голову и бьет по нервам.

— Не ори ты так, голова болит, — Сергей прищуривается, опирается на комод и борется