которые мы условно обозначим как существа, способные воспринимать и, следовательно, выступать в качестве интерпретаторов знаков. Исторически сложилось так, что европейская философская традиция обычно рассматривает человека как единственное существо, обладающее чувством или сознанием. Но последние работы в области философии, биологии и когнитивных наук все чаще приводят причины, по которым мы можем захотеть рассматривать разум как континуум, включающий, по крайней мере, все биологические существа, а возможно, и больше. Чтобы быть ясными, мы не хотим сказать, что все существа обладают одним и тем же видом сознания или степенью субъективности.

"Разумные существа" - это любые существа, способные реагировать на знаки. Сюда входят не только животные, но и растения, бактерии, грибы, эн- зимы и, возможно, даже некоторые машины, обрабатывающие информацию, такие как компьютеры. Как минимум, я согласен с утверждением Дэниела Деннетта, что объяснительная ценность заключается в том, чтобы реконструировать поведение некоторых существ (включая, по его мнению, программное обеспечение) так, как если бы они обладали разумом, способным принимать решения и формулировать намерения. На жаргоне метамодернистов это означает рассматривать животных и некоторые машины так, как если бы они были сущностями, обрабатывающими знаки или семиотическими сущностями. Хотя мы с братом на самом деле придерживаемся более основательного онтологического утверждения о разнообразии чувств, читатели, скептически относящиеся к сознанию нелюдей или животных, вполне могут воспринять нашу ссылку на разумные существа как практический постулат на уровне "интенциональной позиции" Деннета. На следующих страницах будет показана ценность включения разумных существ в обсуждение семиотики.

Чтобы подчеркнуть, чем гилосемиотика отличается от нового материализма.

Я хочу убедиться, что вы знаете следующее. Гилосемиотика отходит от новоматериалистического представления об агентности. Если для камня "агентность" означает лишь то, что он существует, то это утверждение пустое. Некоторые существа обладают способностью делать выбор, а другие - нет. Мы также не имеем в виду семиотику как метафору. Не всякое взаимодействие является интерпретацией. Конечно, причинность и смысл связаны, но они не идентичны. Гора не интерпретирует камень, если у горы нет возможности выбирать, как реагировать.

Расширение типологии Пирса за счет включения в нее разумных существ требует фундаментальных изменений в его базовой таксономии знаков. С самого начала, вместо того чтобы мыслить в терминах различных классификаций или типов знаков, лучше мыслить в терминах "аспектов знаков", поскольку данный знак может демонстрировать более одного аспекта. Определенные виды знаков могут даже мыслиться как находящиеся в континууме или градиенте между различными аспектами знаков. Тем не менее, в качестве предварительного набора аспектов знаков мы хотели бы предложить на более высоком уровне добровольные и недобровольные знаки, за которыми следуют:

1) символ,

2) икона,

3) индекс (с подтипом "я-знак") и

4) корреляция (с симптомом как подтипом).

В этом разделе мы рассмотрим эти различные аспекты знаков и покажем, что они имеют отношение не только к человеческому общению.

Во-первых, на более высоком уровне (как уже неоднократно отмечалось выше) полезно провести первоначальное различие между добровольными и непроизвольными знаками. Это представляет собой скалярный спектр между знаками, сознательно испускаемыми разумным существом, и случайными знаками, либо бессознательно испускаемыми разумным существом, либо производимыми неразумным миром. Панпсихисты, монисты и новые материалисты, верящие в сознание материи, возможно, захотят подумать об этом как о различии между сознательно и бессознательно посылаемыми знаками. Даже если кристаллы обладают сознанием (в чем я сомневаюсь), они, предположительно, излучают искры случайно. В итоге получается, что добровольные знаки также можно анализировать в терминах намерения. В этом отношении они отличаются от недобровольных знаков, но, как будет показано далее, к рецепции как добровольных, так и недобровольных знаков можно подходить в пирсовских терминах.

Символ. Поскольку символ, как произвольно воплощенный знак, является единственным знаковым аспектом, разделяемым как соссюрианской, так и пирсовской семиотикой, может показаться удивительным, что символы не являются единственным провидением человеческого мира. Кошка, подергивающая хвостом в знак враждебности, - это пример символа, потому что, как и в соссюровском знаке, связь между движением хвоста и эмоцией чисто условная. Само движение не имеет прямого отношения к выражаемой эмоции. Аналогичным образом, когда деревья акации находятся в процессе поедания жирафами, они издают предупреждающий взрыв. Этиленовый газ заставляет соседние деревья того же вида выделять в листья токсины, характерные для животных, чтобы предотвратить дальнейший выпас скота, тем самым защищая местную популяцию деревьев. Этиленовый газ не имеет конкретной связи с кормящимися травоядными, поэтому его связь произвольна. Когда первые автоматические управляемые автомобили использовали красную магнитную ленту, вмонтированную в пол или прикрепленную к объектам, в качестве подсказки о местоположении, они преобразовывали произвольные магнитные коды в информацию о своем текущем положении. Японские снежные обезьяны издают различные сигналы тревоги для разных видов хищников, таких как змеи или вороны, но сами сигналы произвольны и не подражают этим хищникам.

Икона. Как отмечалось выше, многие знаки имеют сходство с тем, что они представляют. Для ясности, на протяжении всей книги я утверждал, что сходство не абсолютно, а зависит от задачи (например, при сортировке блоков по цвету красные блоки более похожи; при сортировке блоков по форме круглые блоки более похожи). Следовательно, сходство или подобие существует на скользящей шкале и в зависимости от конкретной задачи или интерпретационной рамки. Но это не просто условность. Например, с одной стороны, поддельная копия картины Ван Гога "Звездная ночь" приобретает свое значение благодаря верности цветам и текстуре оригинала. Но мы можем представить это в виде скользящей шкалы, ведущей от плакатных копий "Звездной ночи" к пародийным эскизам "Звездной ночи". В каждом случае объект, о котором идет речь, приобретает определенное значение благодаря специфическим видам сходства, а также специфическим видам различия. Иконы создают проблемы для полностью произвольного рассмотрения знаков. Например, фотография, даже будучи сильно конвенционализированной, все равно предполагает, что фотографии способны демонстрировать по крайней мере некоторую неарбитражную связь с изображенным на них объектом. Действительно, исследования показывают, что не нужно быть социализированным, чтобы уметь узнавать конкретных людей по их фотографиям. Даже голуби распознают фотографии знакомых людей.

Иконические отношения не обязательно должны быть визуальными. Записанный голос имеет иконическое отношение к оригинальному высказыванию. Аналогичным образом мы можем рассматривать карты, анатомические диаграммы и т. д. как примеры доминирующих иконических знаков. В качестве другого примера можно привести континуум между трехмерным фотографическим и топографическим изображением ландшафта (скажем, созданным беспилотным летательным аппаратом), ведущим через все большую абстракцию или стилизацию, пока он не превратится в обычную дорожную карту. Опять же, в картах и диаграммах есть аспекты условности или символизации, но большую часть своего значения они приобретают благодаря зависимым от задачи отношениям подобия.

Человеческий мир не