Перед глазами ритмично наезжал-отъезжал зеленый плотный туман. Семга долго не мог понять, откуда он взялся, потом дошло, что он раскачивается на унитазе и бьется головой в дверцу. Перестал раскачиваться, встал. Под ногами хрустнули обломки телефона. На дверце осталась кровь. Он вышел, умылся. Бросил деньги на стол, на Оксану — ноль внимания.

Она встревожилась:

— Случилось у тебя что-то, Сережа? Случилось?! Вижу, слу…

По дороге в гостиницу купил бутылку водки у таксиста. Выпил из горлышка на улице. Постоял перед дверью своего номера, войти не решился. Спустился в бар, взял две по сто. Потом пошел к себе и стал собирать вещи. Собрал. Заказал по телефону билет на утренний самолет. Сел на кровать, сумку поставил у ног. Стал ждать. Без десяти четыре вышел из номера, взял такси и поехал в аэропорт. В самолете Семга уснул и сразу же увидел кошмарный сон.

* * *

Это случилось прошлой ночью. Она ехала по Ленинградке в сторону области. Под сто шестьдесят, по левой полосе. На повороте в Шереметьево ее «ягуар» на полной скорости вылетел с дороги, снес ограждение, перевернулся и сложился вокруг опоры рекламного билборда.

Наташка погибла на месте.

Врач в морге отвернул только самый краешек простыни, чтобы он мог опознать лицо. Лицо почти не пострадало, на нем даже сохранилось знакомое Наташкино выражение пофигизма. Все остальное находилось под простыней и выглядело так, словно накрыли разбитый столовый сервиз.

«Ягуар» выглядел не лучше. Он лежал в углу аварийной стоянки в виде нескольких ломтей искореженного металла — машину разрезали сваркой, чтобы отодрать от бетонной опоры. Страховой агент прыгал вокруг, что-то тараторил, а Семга смотрел на задник Наташкиной туфли, запрессованной в этой куче. Что она здесь делает? Забыли убрать или просто не заметили. Семга присел, схватился за каблук и потянул. Агент перестал тараторить, куда-то убежал, и весь офис, наверное, выстроился у окон (там высокие такие окна, от пола до потолка) и смотрел. А Семга все тянул. Изрезал руки, костюм и куртка в крови, но туфлю вырвал. Повертел, понюхал зачем-то, потом бросил в урну.

Приехал домой, а там ее мамаша. Из самого Тамбова. Никогда раньше Семга не видел ни одного из Наташкиных родственников. И вот — приехала. А он весь в кровище. Он ей сразу сказал, чтобы убиралась из его квартиры, чтобы не было потом всяких недоразумений. Позже видел ее на похоронах, рассмотрел. И понял, что Наташке, может, и в самом деле повезло, потому что в шестьдесят она была бы один в один ее мамаша…

О том, что в машине был еще пассажир, Семга узнал только через неделю, когда его вызвали в областную прокуратуру. Налбандян Георгий Ованесович, 1979 года рождения, москвич, инструктор школы автовождения «АС». Он скончался по дороге в больницу не приходя в сознание. Следак сказал: от множественных травм, несовместимых с жизнью. Семга спросил, значились ли в списке травм оторванные во время вхождения в поворот яйца.

— Какие яйца? — удивился следак. Он не понял.

Ну, и ладно. В общем, экспертиза показала, что у «ягуара» были надрезаны тормозные шланги.

— Надрезаны, — повторил следак. — Ножом. Не перетерлись, не порвались во время аварии — кто-то сделал это умышленно. И очень аккуратно. Маленькие такие надрезики, при ударе могли разлохматиться, никто бы и не заметил… Видно, на это и рассчитывали…

Сергей его не слушал — сидел и ждал, когда можно будет пойти домой и напиться вдребодан.

— Какие отношения были у вас с Натальей Колодинской?

— Нормальные отношения.

— Вы состояли в гражданском браке?

— Это типа когда не расписаны?.. Ну да. В гражданском. Давно.

— В последнее время никаких недоразумений не возникало? Ссоры? Скандалы?

— Возникало. Она ебаря себе завела, вот этого самого… Гарика. Как же тут без ссор…

— Были какие-либо угрозы с вашей стороны? Нанесение побоев?

— Съездил ей пару раз. А может, и не пару, — Семга вспоминал. — Ну… Убить обещал… наверное. А вы, товарищ следователь, что в таких случаях девушке говорите?

— Это дела не касается, — оборвал его следак. — Как же вы в таком случае утверждаете, что у вас были нормальные отношения?

— Да так и было. Она сказала, что бросит его. Недели две не встречалась с ним. Мы помирились. Все было хорошо.

— Вы лично были знакомы с Налбандяном?

— С этим, что ли?.. Нет.

— И никогда с ним не встречались?

— Нет. Зачем он мне?

— Вы не задумывали отомстить своей сожительнице и ее любовнику после того, как вам стало известно об их связи?

— Нет. Не успел. Мы с Наташкой почти сразу помирились.

— Где вы находились в день аварии?

— В командировке, в Рязани.

— Это смогут подтвердить свидетели?

И тут Семга понял, куда он клонит, хорек этот. Ему аж живот скрутило, до того гадски все это сразу стало выглядеть.

— Ты что, на меня думаешь?! — загремел он на весь кабинет. — Я даже пальцем ее не тронул бы! Да, еблась! Ну и хуй с ней! Он ей приправил в машине на полном ходу, потому и влетели они!! А про шланги ты лучше страховщиков допрашивай — они сами их и чикнули там, на своей стоянке! Чтобы деньги не платить!!!

Следак смотрел на него, как на пустое место, ждал, когда выкричится. Потом повторил:

— У вас есть свидетели, которые смогут подтвердить, что в день аварии вы находились в Рязани?

Семга подышал-подышал, успокаиваясь, и сказал:

— Мать твою. Да хоть мильон.

— Это хорошо…

Следователь вздохнул. Сразу было видно, что для него, как раз, это не хорошо, а может, наоборот, очень плохо, ибо дело усложняется, и подходящий по всем статьям подозреваемый растворяется в тумане стопроцентного алиби.

— Тогда кому могла понадобиться столь сложная инсценировка? — вроде сам у себя спросил следователь.

— Хер его знает, — исчерпывающе ответил Семаго.

* * *

И все-таки в чем-то следак оказался прав.

Семга прозрел в последний вечер двухнедельного отпуска, который ему дали на работе, чтобы он пришел в себя. Надо сказать, он время зря не терял и все эти дни пил по-черному. Дома. Один, естественно. Какие-то демоны восьмирукие-восьмикрылые — они не в счет.

Они кружились под потолком, выпытывали, что и как, а Семга рассказывал им про все. Как с Наташкой познакомился. Как назначил первое свидание на Нагатинском мосту. Про купальник ее рассказывал — фиолетовый, в маргаритках, тонкий, как змейка, как он снимал его с Наташки той первой ночью на Химкинском озере. Как его колотило тогда, будто в лихорадке, он простой узелок распутать не смог — взрослый женатый мужик! — и нахлобучил там натуральный морской узел, а Наташка рассмеялась и двумя своими детскими ручками просто разорвала лифчик надвое и отбросила в сторону… И как они потом спали на ее квартире, в кухне, на матрасе, пока он разводился со своей Варварой и пил валокардин пополам с водкой, и как потом она переехала к нему, и на ней в тот день были такие пестрые гольфы, от которых Семга просто обалдел… И как потом сто десять раз они ссорились и мирились, разъезжались и снова съезжались… И на кой ему упала какая-то Оксана из конструкторского, если у нее нет таких гольфов и такого купальника, спрашивается? На кой ему вообще кто-то упал? Он ведь всегда любил одну только Наташку, и никого больше, вот те крест!