Голова у Софии шла кругом.

– Да-да, конечно, – только и смогла она сказать.

– А теперь я должен откланяться. Я возвращаюсь в Берлин, так что позвольте попрощаться.

– О да, я понимаю. Когда уезжаете?

– Завтра. Сначала мне хотелось переговорить с вами, но теперь я должен идти.

Она перевела дух и сумела восстановить самообладание, насколько это было в ее силах, хотя сердце в груди все еще гулко бухало.

– Что ж, благодарю вас, господин комендант.

– Клаус.

Она кивнула.

– Но в сущности, здесь у нас все тихо, беспокоиться не о чем.

Их взгляды встретились.

– Я очень рад это слышать. Надеюсь, мы еще увидимся с вами и графом в лучшие времена.

Шмидт щелкнул каблуками и направился к двери, но вдруг резко развернулся к ней:

– Видите ли, мы с женой – единая семья. Пусть маленькая, но семья. Как и вы с вашим мужем.

Он еще раз слегка поклонился, прежде чем закрыть за собой дверь.

– Благодарю вас, что посетили меня! – крикнула София ему в спину, не вполне уверенная, что он услышал.

Как-то на вторую неделю марта София открыла заднюю дверь и увидела прижавшихся к стенке узенького крыльца Марко с Джеймсом.

Она поманила их в дом:

– Скорее. Спасибо, что пришли.

Джеймс улыбнулся ей:

– Мы были осторожны. Никто меня не заметил.

– Прекрасно. Не хотите пообедать с нами? – Она бросила взгляд на Марко, который внимательно разглядывал носки своих ботинок. – Марко, вас это тоже касается, если, конечно, вы не против.

Переминаясь с ноги на ногу, он помотал головой:

– Вообще-то, я хотел бы увидеть Максин.

– Она где-то в доме. Найдете – передайте, что обед готов.

– Пойду посмотрю.

– Пока не ушли, хочу вам сказать, что звонил наш общий друг и сообщил кое-какие новости.

– И какие же?

– Авиация союзников подвергает Рим массированным бомбардировкам. И Флоренцию тоже, в который раз. Оборонять Рим немцы, вероятно, не станут – ему сообщил об этом некий член правительства.

– Но в других местах, кроме Рима, они будут держать оборону? – спросил Марко.

– Перекроют дороги, но разведка сообщает, что они в конце концов сформируют мощную оборонительную линию к северу от Флоренции, по ту сторону Апеннин.

– А это значит, что они понимают: Рим и Флоренция будут освобождены, – заметил Марко.

– Ура, – сказал Джеймс. – Я сожалею насчет бомбежек, честное слово. Но думаю, иного выхода нет.

София не знала, что сказать в ответ, и обернулась к Марко:

– Максин, думаю, где-то на улице. Поблизости никого нет. Передайте, что я оставлю ей супа.

Марко кивнул и отправился на поиски Максин.

– А вы, Джеймс, будете суп? – спросила София.

Он улыбнулся ей теплой, открытой улыбкой, и она ответила ему своей, лучезарной. Но ею вдруг овладело острое чувство неловкости в его присутствии; она повернулась и двинулась по коридору, почти не дожидаясь, что он пойдет за ней.

За время обеда, который проходил на кухне вместе с Карлой – Габриэлле подали обед в ее комнату, – София не сказала почти ни слова.

Карла выглядела озадаченной напряженной атмосферой за столом, а София чувствовала себя совсем разбитой, вплоть до физической боли. От Лоренцо уже несколько недель не было никаких вестей, и она ужасно тревожилась, особенно после странного визита Шмидта. София не понимала, почему Лоренцо никак не может связаться с ней; она, конечно, с самого начала знала, что на этот раз в Риме он пробудет долго, но все оказалось гораздо дольше, чем она ожидала. А теперь Джеймс смотрит на нее, лицо как туча, и в глазах тревога. Софии хотелось плакать.

Карла тоже на нее смотрела и хмурилась.

– Графиня, вы же почти ничего не съели, – проворчала она.

София опустила глаза в тарелку хлебного супа с чесноком.

– Что-то у меня аппетита нет, – сказала она.

Карла неодобрительно хмыкнула.

Джеймс отодвинул стул:

– А я, пожалуй, пойду. Большое спасибо за обед.

София бросила на него быстрый взгляд и покраснела.

– Не уходите, – сказала она. – Посидите немножко со мной в саду.

Отказываться он не стал, а Карла принялась убирать со стола.

– Впрочем, может быть, прогуляемся по лесу, если вы не против? – спросила она, не желая возбуждать лишних сплетен в деревне. – Если пойдем по тропинкам поближе к стене, это будет вполне безопасно.

– Прекрасная мысль, – сказал он и выглянул в окно. – Но похоже, надвигается дождь.

– Наденьте макинтош, у нас есть лишние, висят у выхода. Я люблю гулять под дождем. А вы разве нет?

Они вышли за ворота и двинулись по тропинке вдоль стены. Шли молча.

Деревья уже оделись в зеленый влажный наряд, и призрачное освещение порождало потустороннее чувство безвременности. В этом древнем лесу можно было почти поверить в лесных фей и эльфов, обитающих в дуплах деревьев. Она любила размышлять об иных мирах, существующих вокруг нее, но тут услышала, как шныряют в ветвях деревьев птицы, как шмыгают в кустах неведомые зверушки, и вслух рассмеялась над собой. Вот они, ее иные миры.

Он озадаченно посмотрел на нее:

– Чему вы смеетесь?

– Простите. Ничего особенного. Я просто представила, что тут где-то прячутся лесные духи.

Его лицо осветилось улыбкой.

– А что, мне нравится ваша мысль. Можно почти поверить, что на свете нет никакой войны.

– Она скоро кончится, как думаете?

Он надул щеки и шумно выдохнул воздух.

– Надеюсь, что да. Когда выгоним немцев из Флоренции, еще не совсем кончится, но для вас войне придет конец.

– Для меня?

– Я имею в виду, для всех, кто живет в этой местности.

– Вы знаете, ко мне приходил Шмидт, хотел предостеречь меня перед своим отъездом. Во всяком случае, мне показалось, это звучало как предостережение. Он хотел сказать, что мои близкие могут быть под наблюдением. А я уже давно ничего не слышала ни о родителях, ни о Лоренцо.

Джеймс немного помолчал, и оба остановились. Он взял ее за руку, глаза ее наполнились слезами, и руки она не отняла.

– Для меня просто непереносимо не знать, что с ними… не ранены ли… или еще чего хуже.

Голос ее задрожал, и с ресниц сорвалось несколько слезинок.

– Старайтесь не думать о плохом. Впрочем, я знаю, что это непросто.