Он удерживал ее руку еще мгновение, но Софии удалось овладеть собой, она отступила на шаг, и слезы ее прекратились.

– Ну как, вам уже лучше? – спросил Джеймс.

Ладонями она вытерла влагу со щек и кивнула.

– Послушайте, – обратился он к ней, – я хочу попросить прощения за то, что случилось недавно. Это было непроизвольно, под влиянием момента…

– Не стоит.

Он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но она его перебила.

– Джеймс, – заговорила она, глядя в его красивые синие глаза. – Я замужняя женщина, я очень люблю своего мужа, и сейчас мне очень плохо.

Какое-то время они молчали, атмосфера между ними сгущалась; продолжая смотреть ему в глаза, она видела, что мужчина, который стоит сейчас перед ней, – человек хороший и порядочный. И одинокий, как и она. София отвела взгляд. Слишком близкими стали их отношения. Слишком близок был и он сам.

– Понимаю, – сказал наконец Джеймс.

Она проглотила застрявший в горле комок и снова посмотрела на него.

– Я хочу, чтобы вы знали одно… – начал он.

Она подняла руку и сделала еще один шаг назад:

– Не надо. Прошу вас, не надо.

Последовало короткое, неловкое молчание.

– Позвольте же мне сказать, что вы самая прекрасная, самая добрая женщина из всех, кого я когда-либо знал. Если бы обстоятельства сложились иначе…

– «Если» – слово слишком широкое.

– Да, пожалуй, вы правы.

Они прошли еще немного, и она глубоко вздохнула.

– Вы сказали это от чистого сердца, – проговорил он.

– Не знаю. В наши дни трудно быть неискренним, вы не находите?

Она помолчала, подыскивая нужные слова.

– Я теперь не знаю, что и думать. Вот что вы, например, делаете, когда терпеть больше нет сил?

– Терпеть что? Разумеется, не жизнь. Вы же не это имеете в виду.

– Да, пожалуй. Я говорю о войне. Когда я думаю о победе, иногда приходит в голову, настолько ли она важна, если очень многих уже нет в живых.

– Нет, так думать нельзя, – хмурясь, сказал он.

– Почему?

– Такие мысли бесплодны.

– А разве мысли всегда должны приносить плоды?

Неожиданно над головой раздался удар грома, дождь усилился, и она слабо улыбнулась.

– Сам Бог говорит, что пора возвращаться домой.

– Да, мне тоже надо убираться восвояси.

– Верно, – согласилась она, легко коснулась его рук и поспешила прочь.

Вернувшись домой, София увидела ждущую ее Максин; лицо девушки осунулось от беспокойства. Она попросила Софию пройти с ней в маленькую гостиную.

– Что случилось? – спросила София. – Я думала, ты сейчас с Марко. Он приходил за тобой.

– Марко ушел. Был телефонный звонок.

– Да ты что?

– Звонила твоя мать. Я сообщила, что ты ненадолго вышла, но она сказала, что еще раз позвонить будет непросто.

Сердце Софии сжалось от страшного предчувствия.

– Что-то с отцом?

Максин секунду молчала.

– Говори же.

– С Лоренцо.

– Лоренцо… – У Софии перехватило дыхание, в глазах помутилось. – Он мертв?

– Нет-нет, не мертв, – сказала Максин, протягивая к ней руку. – Куда-то пропал.

София ошеломленно смотрела на нее. Пропал? Что значит пропал?

– Твоя мать сказала, что он собирался их проведать, сообщил, когда точно зайдет, но так и не появился. Они ждали, ждали, но в конце концов им пришлось поменять квартиру. Почти месяц его никто не видел. В министерстве никто не знает, где он. Ни один человек.

– Должно быть, уехал по своей работе, отправился сопровождать груз продовольствия или инспектировать зернохранилища, другие какие-нибудь склады…

Софии так хотелось поверить в это, но она понимала, что хватается за соломинку. Ведь если это так, он обязательно нашел бы способ как-нибудь ей позвонить.

– В министерстве сказали, что нет, – продолжала Максин. – Он просто исчез. Кстати, немецкий офицер, с которым он всюду разъезжает, тоже пропал.

Повисло недолгое молчание, во время которого София пристально смотрела на Максин. Так прошло несколько секунд.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросила Максин.

София повалилась на диван – ноги не держали ее. Она уже успела рассказать Максин про странный визит Шмидта. Кажется, новость о Лоренцо имеет отношение к тому, о чем говорил этот немец.

– Ты имеешь в виду предостережения Шмидта? – спросила София.

Максин кивнула и села на диван рядом с ней. Одной рукой обняв Софию за плечи, крепко прижала к себе. Внезапно слезы, которые София удерживала в себе, полились ручьем, и на этот раз остановить их было невозможно. Многое наложилось одно на другое: и горе, испытанное при гибели Альдо, и страх, который она пережила во Флоренции, и зарождающееся чувство к Джеймсу, а главное, постигшая ее новая, несущая полное опустошение беда – пропажа ее возлюбленного мужа. Словно удар молнии поразил ее. Как же много он для нее значил! Она благодарила Бога, что с Джеймсом больше ничего страшного не случилось. В душе она дала Всевышнему обет никогда в дальнейшем никого не предавать, даже в мыслях.

– Господи, спаси и сохрани моего мужа, – прошептала она. – Сделай так, чтобы он остался жив. Прошу Тебя, не наказывай его за то, что я лишь в мимолетных мыслях хотела совершить. Сделай так, чтобы Лоренцо вернулся ко мне. Молю Тебя, Господи.

Софии снилось, что она летит куда-то на юг, скользя высоко над горами; под ней далеко внизу проплывают поля, деревушки на вершинах холмов и крестьянские фермы на склонах. Она то устремлялась вниз, то снова взмывала высоко в небо, парила над облаками, где весь мир сиял голубизной и покоем. И, подгоняемая легким ветерком, она медленно плыла дальше. Совершенно свободная. Ничем не отягощенная. Невесомая. Избавленная от всего лишнего. А когда проснулась, щеки ее были мокры от слез.

– Лоренцо, – прошептала она. – Ты подарил мне счастье, вся моя жизнь с тобой была исполнена радостью, а сейчас я брошена на произвол судьбы. У меня больше нет чувства свободы, которое я только что испытывала во сне. Теперь меня гнетет страшное чувство оставленности, будто я пребываю между раем и адом, и совершенно одна. Без тебя душа моя оказалась пуста.

Прошла уже неделя. Она связалась со всеми больницами, постоянно надоедала друзьям и знакомым, старалась делать все мыслимое и немыслимое, чтобы только найти его. И все это было очень непросто. Она знала, что телефонные линии прослушиваются, и в разговорах с друзьями пользовалась эзоповым языком. Но все было тщетно. Может быть, он давно валяется где-нибудь в придорожной канаве, принявший смерть от бомбы или пули самолета союзников? Или еще того хуже? Посреди глухой ночи, рыдая, она то и дело проговаривала его имя, пусть даже не всегда вслух.