Хорошие то были времена — времена сражений, пирушек и приключений. В первом своем сражении, против алеманнов — ему тогда едва исполнилось шестнадцать, — у него были лишь щит и копье. В тот день он впервые убил и снял со своей жертвы великолепный Spangenhelm, каркасный шлем с наушами, назатыльником и личиной. Позже, когда прошли годы, и он уже стал прославленным и доблестным воином, появилось у него и другое военное обмундирование: francisca, или метательный топорик, кольчуга, лошадь, пика и — лучшее из всего — тяжелый обоюдоострый меч со стальным острием, подарок короля Маркомира.

А затем к ним пришел Стилихон, вандал, стоявший во главе римских армий, который и убедил франков стать союзниками, foederati Рима, — в обмен на полосу земель по римскую сторону Рейна. Земель, которые франки получили бы в любом случае, — столь слабым был тогда Рим, с досадой подумал старый вояка. И что получил его народ от этого альянса? Верные своему слову, франки отважно сражались против вандалов, свевов и бургундов, то и дело переходивших замерзший Рейн и устремлявшихся в Галлию. Много бесстрашных воинов потерял франкский народ, но — что было еще хуже — по условиям foedus франки вынуждены были обосноваться на этих землях как мирные землепашцы, что представлялось чудовищным позором для гордых воинов, — занятием, подходящим лишь для женщин и немощных стариков.

И вот теперь король Клодий, как истинный франк, собрал вокруг себя могущественный comitatus, поклявшихся ему в верности безрассудно смелых молодых людей, и увел свой народ с назначенных ему территорий во Второй Германии, приведя его в Римскую Галлию. И вновь вернулись славные дни сражений и грабежей! Ржавевшие на протяжении многих лет в ножнах мечи вновь обагрились кровью! Турнак и Камбрак первыми пали под натиском неустрашимых воинов, принеся франкам богатый урожай из золотых и серебряных изделий, стеклянных чаш и россыпей solidi… Сам-то он, в силу своего возраста, конечно же, не принимал участия в сражениях, но разделил славу со своими сыновьями, преподнесшими отцу усыпанные драгоценными камнями кубки и поразительной красоты, из прозрачного стекла, рог для вина.

Для того чтобы отпраздновать последние победы и свадьбу собственного сына, король и организовал этот роскошный пир. Огромные столы в расставленных по всей возвышенности вдоль берегов тихой речушки шатрах ломились от всевозможных яств и напитков. Молоденький поваренок предложил Теодеберту вина, но тот послал паренька за элем, которым намеревался наполнить свой рог. Пусть вино пьют женщины и римляне, подумал он с презрением, отрезая кусок оленины от стоявшей на столе филейной части. Эль — вот напиток, достойный настоящего воина.

Внезапно, откуда ни возьмись, в шатер ворвались всадники в римских шлемах; круша и переворачивая рядами стоявшие столы, они рубили и резали застигнутых врасплох гостей. Оказавшиеся по случаю праздника без оружия франки пытались дать римлянам достойный отпор с помощью всего, что попадалось под руку — ножей, деревянных ножек столов, кувшинов и подносов. Схватив вертел, пожилой Теодеберт с силой бросил его, словно пику, в летевшего на него всадника, и увидел, как острие пронзило глаз солдата и вышло из его затылка, чуть ниже обода шлема. Не успел римлянин выпасть из седла, как франка атаковал другой всадник; spatha глубоко вошла в спину Теодеберта, перерубив сонную артерию, из которой тут же хлынули струи крови. «Сегодня я буду пировать в Валгалле, — довольно подумал старый воин, — так как пал в бою».

Битва закончилось, едва начавшись. Во избежание еще более массовой гибели своих подданных, готовых пойти на смерть ради спасения своего господина, король Клодий вскинул вверх руки, показывая, что признает свое поражение, и призвал своих людей последовать его примеру.

Сняв шлем, Аэций выступил вперед и обратился к королю со следующими словами:

— В память о верной службе твоего народа Риму, Клодий, я готов — сейчас и никогда больше — во второй раз предложить тебе foedus. Принимаешь ли ты мое предложение?

Клодий, высокий, ладно скроенный мужчина с длинными светлыми волосами, в наброшенном поверх белой тунике зеленом плаще, смерил полководца высокомерным взглядом.

— Твои условия, римлянин?

Аэций покачал головой — невозмутимость короля франков заслуживала восхищения. Он вспомнил, что, оказавшись в схожей ситуации, первый Валентиниан умер от разрыва кровеносного сосуда.

— Ты не в том положении, чтобы торговаться, Клодий, — спокойно ответил полководец, — и, думаю, сам это понимаешь. Условия мои таковы. Отведи свой народ за Скалдис. По этой реке, а также Мозе, будет отныне проходить граница между франками и римлянами. Тот из франков, кто появится западнее этой линии либо же южнее Ардуэнна Силва без соответствующего на то разрешения, будет убит без предупреждения. Кроме того, ты должен дать мне слово, что никогда более не пойдешь с оружием на римлян и будешь воевать на стороне Рима, когда возникнет такая необходимость. Клянешься ли ты в этом?

Клодий едва заметно кивнул.

— Клянусь, — заявил он таким тоном, словно делал одолжение своим победителям.

— В таком случае, можешь забрать своих мертвых. Все же прочее является военными трофеями и должно быть оставлено на поле боя. У тебя есть два дня, чтобы вернуться на свои земли.

* * *

— Примите мои поздравления, господин. Блистательная победа, — сказал Констанций Аэцию, когда последний из франкских обозов скрылся за восточным горизонтом.

— Еще пара-тройка подобных — и некого будет выводить на поле боя, — уныло проворчал Аэций. — Три сотни человек положили. Таких потерь мы себе позволить не можем.

— Но у франков счет убитых идет на тысячи. Уверен, что…

— Франки свои потери быстро возместят, мы же — вряд ли. — В голосе полководца прозвучала нотка полной безы-сходности. — Франки — нация воинов. Вся их молодежь — потенциальные солдаты; нам же взять новых рекрутов уже негде. Одному лишь Богу известно, сколько еще времени мы сможем содержать и снаряжать наши войска, — а их ведь еще и кормить чем-то надо. Равеннская казна пуста — там нет и солида. Недавняя — неудачная, к слову — экспедиция в Африку высосала из нее последние деньги.

— Неужели все так плохо, господин? — сочувственно пробормотал Констанций. — Вот уж не думал. Хорошо еще, что Галлия — под нашим полным контролем. Бургундов и визиготов, а сейчас и франков, нам удалось поставить на место. Галлия — все еще римская.

— Надолго ли? Если федератам вновь вздумается показать свой норов… Рим сейчас похож на человека, пытающегося весной перейти замерзшее озеро. В любой момент лед может треснуть, и человек этот утонет. Эх, если бы нам удалось призвать на помощь гуннов…

— Может, получится их переубедить?

Аэций покачал головой.

— Едва ли, — мрачно заметил он. — Если только… — Этот парень, подумал вдруг Аэций, даже на летающих вокруг птиц без труда произвел бы нужное впечатление. Если кто и сумеет уговорить Аттилу, то это — Констанций.