сталкиваемся со страданиями, в которых не видим абсолютно никакого смысла. Мне сразу приходит на ум один человек с болезнью Альцгеймера. Его дочь старается заботиться о нем, но ее сердце ежедневно рвется на части при виде той прискорбной оболочки, которая когда-то была ее отцом. А что сказать о детях с крайне низкой степенью умственного развития? Такой ребенок, на которого уходят многие часы дорогостоящего профессионального ухода, может прожить долгую жизнь, неподвижно пролежав на кровати, будучи не в состоянии ни говорить, ни осознавать, что происходит вокруг.

«В чем смысл их жизни? Имеет ли она хоть какое-нибудь значение?» — спрашивал себя доктор Юрген Трогиш — педиатр, работавший с детьми с серьезными умственными отклонениями.

На протяжении многих лет доктор Трогиш не мог найти ответ на эти вопросы, пока однажды он не организовал учебный ознакомительный курс для новых ассистентов. В конце годового периода обучения он попросил своих учеников заполнить анкету. В ней среди прочих вопросов был следующий: «Что изменилось в вашей жизни после того, как вы начали уделять все свое время инвалидам?»

Вот некоторые примеры ответов:

- Я впервые в жизни почувствовал, что занимаюсь чем-то действительно важным.

- Я вижу, что теперь могу делать то, на что раньше считал себя неспособным.

- За время, проведенное здесь, я завоевал любовь Сабины. Получив возможность посвятить себя уходу за инвалидом, я теперь вообще не считаю ее инвалидом.

- Теперь я более отзывчив к страданиям людей. Они вызывают у меня желание помочь.

- Это заставило меня переосмыслить, что же действительно важно в этой жизни.

- Я стал более терпимым. Мои собственные мелкие проблемы уже не кажутся столь существенными, и я научился принимать себя таким, какой я есть, со всеми своими недостатками. Но самое главное — я научился ценить маленькие радости жизни.

Прочитав эти и другие отзывы, доктор Трогиш сразу же понял, что это — ответ на его вопрос. Смысл страданий этих детей заключался в изменении жизни других людей: его ассистентов, получавших уроки, которые им не могла бы преподать ни одна даже самая совершенная образовательная система.

Из книги «Где Бог, когда я страдаю?»

14 июля

К чему упорствовать?

Между отношениями с другим человеком и отношениями с Богом есть одно фундаментальное различие. Предположим, я отправляюсь в магазин и случайно сталкиваюсь с соседкой. «Джуди только что пережила развод», — говорю я себе. При виде Джуди я чувствую побуждение к действию. Я расспрашиваю ее о жизни, интересуюсь самочувствием детей, и, возможно, приглашаю ее в церковь. «Мы должны как-нибудь вместе навестить Джуди и ее малышей», — говорю я жене вечером того же дня.

В случае же с Богом очередность обратная. Я никогда не «вижу» Бога. Я редко сталкиваюсь с видимыми напоминаниями о Боге, если я сам не ищу их. Именно поиск, стремление делает возможной встречу. По этой причине христианство всегда настаивало на том, что на первом месте идет вера и послушание, и только потом — знания.

Из-за этого различия я проявляю упорство в духовных дисциплинах, независимо от того, что я чувствую. Я хочу познать Бога. И, стремясь к взаимоотношениям, мы должны действовать на основании Божьих, а не наших условий.

Ветхозаветные пророки выдвигали непременные условия познания Бога, как, например, в этом стихе из Михея: «Чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим». Послания Нового Завета говорят нам о том, что, поступая по любви к Богу, мы формируем правильные взаимоотношения и достигаем зрелости. Я не начинаю исполнять Божью волю после того, как познал Его. Вместо этого, я познаю Бога через исполнение Его воли. Я вхожу в активные взаимоотношения, то есть провожу время с Богом, забочусь о тех людях, о которых заботится Он, и следую Его заповедям независимо от того, нравятся они мне в данный конкретно взятый момент времени или нет.

«Как можем мы познать Тебя, как Ты есть если сами не начнем становиться подобными тому, каков Ты есть?» — спрашивает Томас Мертон. Бог — святой, Иной. Без общности позиций я могу познать Бога не больше, чем венгра без общности языка. Мертон добавляет:

Мы получаем озарение лишь пропорционально тому, как все больше отдаем себя без остатка Богу через смиренную покорность и любовь. Мы не можем вначале увидеть, а потом действовать — мы действуем, и только потом видим… Вот почему человек, который хочет четко увидеть прежде, чем поверить, никогда не становится на путь веры.

Из книги «В поисках невидимого Бога»

15 июля

Искусство обыденности

Вера испытывается, когда затухает ощущение Божьего присутствия или сама обыденность жизни заставляет нас сомневаться, имеет ли вообще значение наша реакция. «Что может сделать один человек? — спрашиваем мы сами себя. — Что пользы в моем крошечном вкладе?»

Однажды я видел документальный сериал, построенный на свидетельствах людей, переживших Вторую мировую войну. Солдаты вспоминали, как они провели конкретно взятый день. Один все время просидел в окопе, рядом с которым несколько раз проезжали немецкие танки, и он стрелял в них. Другие играли в карты, чтобы убить время. Некоторые солдаты участвовали в яростных перестрелках. В основном, тот день ничем не отличался от обычных будней пехоты на фронте. Только позже они узнали, что принимали участие в одном из самых крупномасштабных и решающих сражений войны: Арденнской операции. В тот момент никому из этих солдат оно не казалась решающим, потому что никто из них не видел общую картину происходящего в других местах.

Великие победы достигаются тогда, когда обычные люди выполняют отведенные им задачи. Верный человек не обсуждает каждый день, в настроении ли он, чтобы выполнять приказы сержанта или являться на нудную работу. Мы упражняемся в вере, реагируя на стоящие перед нами задачи. Иногда я жалею, что авторы Евангелий не описали подробностей жизни Иисуса до того, как Он начал служение. Работая плотником, подвергал ли Он когда-нибудь сомнению ценность времени, потраченного Им на рутинные задачи?

Сомнения терзали меня чаще, чем я соглашусь это признать. Я размышлял о явных противоречиях в Библии, о страданиях и несправедливости, об огромной пропасти между идеалами и реалиями христианской жизни. В такие моменты я просто продолжал, стиснув зубы, идти вперед, «поступая так, будто» все это правда, полагаясь на привычку верить, молясь об уверенности, которая, в конце концов, приходит, но никогда не защищает меня от возвращения сомнений.

Из книги «В поисках невидимого Бога»