– Потрясающе, прошу тебя, продолжай, – Харт явно веселился.

– Понимаешь, Том хорошо, но неидеально подходит под мой профиль, – сказала Элисон и намеренно расплескала свой напиток.

Он мгновенно поднял руку, чтобы вытереть капли.

– У меня ведь там еще написано, что преступник аккуратен до брезгливости.

– Это ничего не значит, я просто не люблю беспорядка на столе, – нахмурился Харт.

– Прекрасное качество, – с сарказмом заметила профайлер.

– А еще тебе передает свои наилучшие пожелания мать Дженнифер, сукин ты сын, – сказала, как выплюнула, Элисон. – Говорит, что ты очень помог им смириться с их потерей. Ты кайф ловил от их гребаного горя, вновь и вновь возвращаясь к произошедшему, продлевая блаженство и наслаждаясь осознанием своей власти, потому что знал…

– И это все, что у тебя есть, Эли? – фыркнул психолог, и неожиданно Элисон поняла, что права на все сто.

– Вовсе нет, – насмешка Харта дала ей дополнительные силы. – У меня есть сережка, которую ты подбросил накануне.

Харт слегка побледнел, но ничего не сказал.

– Ты знал, что дело Кертиса разваливается, поэтому решил с помощью моего профиля переключить внимание полиции на Тома Друри. Надеялся, что сережку быстро найдут, но просчитался, потому что уборщица заболела. Так что она моталась под ногами у посетителей, пока не оказалась на парковке, где ее нашла я. Сережка оказалась первой в целой цепи доказательств.

Харт уже не улыбался.

– Если ты дотрагивался до нее голыми руками, то на ней будут следы твоей ДНК, и если полиция сравнит ее с ДНК преступника, то считай, что ты по горло в дерьме.

– Ну, это легко опровергнуть, – Харт старался сохранить присутствие духа. – Я часто здесь бываю, так что моя ДНК могла попасть на сережку сотней разных способов.

А вот и признание, что его ДНК может быть на «трофее».

– Но и это еще не самое главное, – продолжила Элисон, сделав глоток вина и набрав в легкие побольше воздуха. – Ты выбрал Беверли как единственную женщину, которая ушла из клуба без сопровождения. Шел за ней по Лиссет-роуд, мимо производящей фурнитуру фабрики, находящейся по левой стороне улицы.

– Откуда ты это знаешь? Ведь нет…

Поняв, что он только что сказал, Харт замолчал.

– В спешке ты забыл отстегнуть велосипедную прищепку со своей правой брючины. Ты шел в пяти шагах от нее. Готова поспорить, что любой специалист по камерам наружного наблюдения сможет идентифицировать и брюки, и прищепку и найти их у тебя в доме.

Выражение лица психолога сменилось с ярости на легкое восхищение.

– Отличная работа, Эли. Ты оказалась умнее, чем я думал. Но, я вижу, у тебя нет никакой поддержки со стороны полиции. Ты здесь совершенно одна, и никто не поверит…

– Я ей верю, – сказала Стейси, подходя к нему со спины. – Я детектив-констебль Вуд, и я слышала каждое ваше слово.

Прежде чем пройти в палату, Ким заскочила в больничный киоск. Она с грустью выслушала рассказ Пенна о дедушке Билли, но при этом она знала, что это достаточно распространенная реакция мужчин на изнасилование. Часто они не могли смотреть в глаза своей пострадавшей жене, дочери или внучке.

Ким улыбнулась сестре, которую уже видела накануне.

У женщины было обеспокоенное лицо.

– Она очень слаба, не утомляйте ее.

Ким кивнула в знак понимания, неуверенная, почему ее вдруг об этом предупреждают. Но, войдя в палату, она все поняла. У кровати пострадавшей уже сидел посетитель.

– Послушайте… – она не смогла произнести прозвище – единственное из его имен, что было ей известно.

Офицер, которому она чуть не заехала по физиономии, встал.

– Мэм… – покраснев, он уставился в пол.

– Как она? – спросила Ким, подходя к постели с другой стороны.

– То лучше, то хуже. И почти ничего не говорит. Иногда вскрикнет и опять теряет сознание.

– А вы пытались спросить ее…

– Нет, мэм. Я здесь не по службе, – негромко сказал констебль, возвращаясь на свое место. – Я пришел извиниться за то, что… – мужчина покачал головой. – Вы были правы, когда…

– Нет, не была, – призналась Ким. – Мне не следовало хватать вас, и мне очень жаль… послушайте, а как вас зовут?

– Твонк.

– Я не ваше прозвище имею в виду…

Что бы он ни сделал, она не назовет его Твонком.

– Кельвин, мэм.

– Если хотите, я дам вам один совет, чтобы вы могли сделать карьеру в полиции – никогда не забывайте, что каждая жертва сама по себе личность. Она чья-то сестра, мать или чей-то брат и заслуживает того, чтобы вы относились к ней с уважением.

– Я вас понял, мэм, но не думаю, что полиция – это мое.

– А почему?

– Просто ничего здесь не получается так, как я ожидал, – пожал плечами молодой человек. – Я не подхожу…

– Не соглашусь, – возразила Ким.

– Но вы же не знаете…

– Вы здесь, – прервала его инспектор. – И пришли сюда в свое свободное время, чтобы извиниться перед женщиной, которая даже не слышала, что вы сказали. И этого для меня достаточно, – закончила Ким, увидев Энни, входящую в палату с большой кружкой кофе.

– Простите, я не…

Ким отмахнулась от ее извинений. На этот раз на женщине были джинсы и майка – Ким оставалось только догадываться, когда она успела съездить домой и переодеться.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Кельвин, вставая и бросая последний взгляд на Билли. Он кивнул обеим женщинам и вышел из палаты.

Проводив его взглядом, Ким повернулась к Энни.

– Окажите мне услугу, хорошо? Пусть все узнают о том, что он приходил.

– Обязательно, – улыбнулась Энни.

Те, кто дал ему прозвище Твонк, должны знать, что в душе он вполне порядочный парень.

– Дж… Джон… – послышался тихий голос.

Анни поставила кофе на тумбочку, села и взяла девушку за руку.

– Привет, Билли, это я – Энни, – негромко сказала она.

– Э… это… был… Джон?

– Нет, милая. Это к тебе приходил полицейский.

Веки Билли задрожали, и она открыла глаза. Девушка осмотрела комнату, как будто искала, на чем можно остановить взгляд. И остановила его на Ким. Она нахмурилась и посмотрела на Энни, чье присутствие, казалось, добавляло ей уверенности в себе.

– Эта женщина – детектив, Билли. Она найдет того, кто сделал это с тобой.

Глаза вновь закрылись, и на щеку выкатилась одна-единственная слеза.