– А почему не могло? – спросила Ким. – Если он был так счастлив?

– Инспектор, он привык жить в вакууме. Мелкие преступления могли только привести его к следующим преступлениям. Он попал в круговорот, из которого не было выхода.

Ким никак не могла понять, пессимист или реалист ее собеседница, но ей не нравилась теория безнадежности, апологетом которой выступала эта женщина. Эта теория не работала с новой, молодой порослью преступников.

– Несмотря на знакомство с Билли, он не мог не совершить нового преступления. Вопрос был только в том, когда именно и как долго Билли будет с этим мириться.

– То есть вы списали их со счетов как пару еще до их второго свидания? – резко спросила Ким.

– У меня опыт больше двадцати лет, – пожала плечами женщина. – И ведь в конечном итоге я оказалась права, не так ли?

Ким постаралась не обращать внимания на триумф, прозвучавший в ее голосе.

Да, человек, о котором шла речь, ненавидел ее всеми фибрами души и пытался убить, но, черт побери, разве его в жизни не предавали все, кто мог и не мог?

– Но даже это расставание не сделало его буйным? – уточнил Брайант.

– Не уверена, офицер, что это вообще может произойти. Он немного похож на любимого всеми деревенского дурачка. И, прежде чем вы мне возразите, позвольте мне объяснить, что я имею в виду. Джон пассивен по своей сути. Главное для него – это мнение других людей. Поэтому он легко поддается убеждению и им можно манипулировать.

Интерес Ким значительно возрос – она вспомнила, что Элисон говорила о желании Даггар быть частью чего-то большего.

– То есть его можно заставить пойти наперекор своей натуре, если создать для этого соответствующие условия?

Женщина задумалась.

– Джон Даггар не ждет, что его кто-то полюбит. И в жизни его любило не так много людей. Поэтому я уверена, что он пойдет практически на все ради человека, который проявит к нему симпатию.

Пенн закончил печатать письмо и посмотрел на поднос на пустом столе.

Босс доверила ему головоломку, и он решил, что сделала она это потому, что считает, что ему нечем больше заняться, но, судя по количеству вопросов на доске, свободное время появится у него не скоро.

И тем не менее что-то говорило ему о том, что эта головоломка требует пристального внимания. И не только потому, что он был потрясен тем, что куб, состоявший из металла и человеческой плоти, всего за каких-нибудь пару дней превратился в эти жалкие останки. Женщина, которая умудрилась это сделать, могла называть его как ей заблагорассудится.

Чуть ли не через силу он оттолкнул стул и перешел к свободному столу.

Несколько мгновений он рассматривал лежавшие на подносе предметы, а потом отодвинул в сторону те, что – и он это чувствовал – ничем не могли ему помочь. Ими оказались три коротких обрывка провода, пара смятых монет, бывших, должно быть, в кармане жертвы, четыре пуговицы и молния.

После этого на подносе остались три кусочка плотной бумаги, каждый площадью где-то по два сантиметра, заколка и три обрывка синей ленты.

Взяв эти вещи с подноса, он положил их на стол. С помощью карандаша Пенн расположил их так, чтобы лучше видеть.

Обрывки синей ленты представляли собой куски длиной сантиметров в десять и шириной в один. Нити были плотно переплетены для большей надежности. Он подвигал их, чтобы посмотреть, не совпадают ли их оборванные концы, как это бывает у пакетов для мусора, оторванных от одного рулона. Они не совпадали, а это значит, что какие-то обрывки были потеряны и весь кусок материи был длиннее, чем тридцать сантиметров, лежавшие перед ним.

Пенн отодвинул материю в сторону и занялся сплющенной заколкой. Механизм, открывавший ее, был сломан, а маленькие зубчики, напоминавшие зубчики пинцета, перекручены и изношены. Сержант отодвинул заколку к обрывкам ткани и придвинул поближе три куска бумаги. Подвигав их концом карандаша, что он уже проделал с тканью, он попытался определить, не подходят ли они друг другу, но никаких совпадений не обнаружил.

Все три куска с одной стороны были абсолютно гладкими.

Он внимательнее рассмотрел каждый кусок по отдельности. Левый верхний угол первого был испачкан чем-то серым. Справа от этого мазка Пенн смог разобрать три буквы. Взяв блокнот, он записал: «РН». Он отложил кусок и придвинул к себе следующий. На нем тоже оказалась пара букв. Он записал «ЕТ» и потянулся к третьему куску. На нем букв не было, но виднелось нечто, похожее на белую арку, расширявшуюся внизу. Пенну это напомнило пятно белого соуса, артистично размазанное по тарелке в дорогом ресторане.

Сержант откинулся на спинку кресла и окинул взглядом то, что было у него перед глазами. Ничего особенного, но что-то в этом все-таки есть, и теперь только от него зависит, заговорят ли эти объекты.

Стейси подошла к стеклянной перегородке.

– Прошу прощения, вы сказали, что может пройти какое-то время, прежде чем ко мне кто-то подойдет, но я жду уже полчаса…

– Офицер, когда я сказала «какое-то время», это был намек на то, что вам лучше прийти завтра или послезавтра. Вы в Службе опеки, и мы здесь не прохлаждаемся за порцией пасты.

– А что, если я хочу сообщить о том, что ребенок попал в беду? – спросила констебль, не веря, что организовать короткую встречу – это так сложно.

– А вы действительно хотите? – спросила женщина за перегородкой.

Стейси покачала головой.

– Тогда вы можете быть уверены, что люди, которых вы хотите увидеть, или принимают заявления о новых случаях, или занимаются уже существующими.

– А кто у вас отвечает за старые случаи? – спросила Стейси. – Скажем, за те, что случились лет тридцать назад?

– Никто, – нахмурилась женщина. – Потому что эти люди уже не дети, не так ли?

– Я имела в виду, кто занимается документами? – пояснила констебль, стараясь не показывать своего раздражения.

– Мы сдаем их в центральный архив. Там к ним имеют доступ все социальные работники.

– А вы как-то регистрируете, кто в последнее время мог взять ту или иную папку?

– Тридцатилетней давности?

Стейси утвердительно кивнула.

– В электронной базе таких древних документов наверняка нет, и чтобы их взять, надо войти в помещение архива, так что должен быть список тех, кто туда входил. Правда, то, какими папками они интересовались, не фиксируется.

«Чтоб тебя…» – подумала Стейси, прикусив губу.

Рассматривая доску с вопросами вместе с Пенном, Стейси была поражена тем, насколько тщательно Даггар реконструировал давние события. Точное место нападения, наличие банки из-под пива, надорванная пятифунтовая банкнота. Ни одна из этих вещей в книге не упоминалась, потому что автор ничего о них не знал. Он писал о периоде, который начался со смерти Мики и захватывал еще два года после того, как босс поступила в распоряжение службы опеки.