– Я люблю ее, Жан… – не выдержал Анатолий и в сердцах добавил: – Зря мы все это затеяли…

– А это не только мы затеяли, – ехидно усмехнулась Жанна и уставилась на Гольцова.

– А кто еще? – Анатолию показалось, что в груди остановилось сердце, он тут же подумал об Анне.

– А никто, – ушла от ответа Мельникова и, обернувшись простыней, подошла к Гольцову: – Чмо ты, Толя.

– Чмо… – повторил за нею он и опустил голову: смотреть на раздавленную отказом Жанку было просто невыносимо.

– Уходи, – приказала Мельникова, но из комнаты не вышла. – И прибери свое барахло.

– Сейчас, – засуетился Анатолий и бросился подбирать разбросанные по полу вещи. Одного носка не хватало. Можно, конечно, было плюнуть и уйти, но как-то было неловко оставлять после себя Жанне хоть что-то, тем более один носок.

И тогда Гольцов опустился на колени и начал шарить под диваном: не там ли? Носка не было, но зато под руку попалось что-то твердое. И, недолго думая, Анатолий вытащил находку на свет божий. Оказалось – миниатюрная подвеска, точно такая же, как у его Ани, – крошечная улитка: муранское стекло с золотом. «Таких совпадений не бывает, она была здесь», – вздрогнул Гольцов и почувствовал себя в западне. Теперь, если все подтвердится, упрекнуть жену в неверности было так же нереально, как и рассказать ей о своей собственной. Никогда еще мир не казался Анатолию таким сложным и непримиримым к его промахам.

«Черт бы побрал эту Мельникову!» – негодовал Гольцов, медленно спускаясь с шестого этажа. Но настоящей злости не было. Круг, который замкнулся на Жанне, на самом деле был очерчен его собственной рукой. «При чем здесь она?! Как говорят – по обоюдному согласию и без принуждения приглашающей стороны», – признал Анатолий и от этого почувствовал себя еще омерзительнее. Он вспомнил свой недавний разговор с сыном, свои слова о том, что однолюб. Вспомнил, как гордился тем, что познал одну-единственную женщину, Анну, и это к сорока пяти годам, когда донжуанский список его сверстников переваливает хотя бы за десять. И вот теперь появилась другая – чужая, манкая, но жизнь от этого, как выяснилось, не заиграла новыми красками. Наоборот, перед Гольцовым открылись стороны, ранее ему неведомые, но, ей-богу, он предпочел бы не знать об их существовании, не томиться от похоти и не слышать слов, которыми объясняются вспотевшие от возбуждения подростки, таким образом подбадривая друг друга, чтобы невзначай не выдать своей растерянности перед этим соблазнительным и пугающим миром взрослых. А ведь Серега его предупреждал: «Надо любить это дело…» «Знал ведь, черт, о чем говорил!» – не мог не признать его правоты Анатолий, судорожно сжимая в руке проклятую подвеску.

Выйдя из подъезда, Гольцов растерянно повертел головой по сторонам в поисках машины, даже не сразу сообразив, что оставил ее возле гастронома. Пока ориентировался на местности, сделал вокруг мельниковского дома несколько кругов, интуитивно пытаясь отложить встречу с женой на неопределенный срок. Правда, при этом, и Анатолий не мог этого не понимать, возникала другая опасность – Жанна, теперь вызывавшая в нем смешанное чувство брезгливости и жалости одновременно. «Вот я и сел между двух стульев», – печально признался самому себе Гольцов и заторопился к магазину, пообещав, что больше никогда не появится в этом микрорайоне.

С неожиданной для такого случая ясностью Анатолий составил для себя примерный план действий в отношении Анны: «Сначала поинтересуюсь, почему не надевает мой подарок. Потом – попрошу надеть. Если признается, что потеряла подвеску – предъявлю эту чертову улитку. Пусть потом объясняется, где была». Пробыв какое-то время в состоянии воодушевления и решимости, Гольцов вскоре сник, потому что улитка грозилась превратиться в грозную улику, свидетельствующую против него самого. «Не буду ничего выяснять», – отказался от разработанной стратегии Анатолий и через секунду почувствовал, как поднимается давление: голова словно увеличивалась в размерах, как будто кто-то плотно набил ее изнутри ватой.

«Как же дальше мне жить с этим?!» – ужаснулся Гольцов, представив, что всякий раз, глядя на жену, он будет испытывать ревность и мучиться подозрениями. – Не лучше ли сразу начистоту?» – задумался Анатолий, но готовности признаться в содеянном не ощутил. Не появилась она и в момент, когда Гольцов въехал к себе во двор, припарковал машину, выкурил неизвестно какую по счету сигарету. В какое-то мгновение у него даже появилось желание перезвонить Сергею, но потом он вспомнил о пережитом фиаско и отказался от этой мысли: «После драки кулаками не машут».

Уговаривая вести себя как ни в чем не бывало, Анатолий вошел в подъезд с бьющимся сердцем, суеверно загадав, что, если навстречу ему попадется женщина, все будет нормально, если мужчина – значит, не повезло. Каково же было его удивление, когда вместо соседей ему под ноги бросилась сукотная кошка, и Гольцов долго смотрел ей вслед, гадая, что бы это значило. «Может, к гостям?» – предположил он и позвонил в дверь.

Открыл ему Игорь, при виде которого Анатолий испытал неимоверное облегчение:

– Тебе тетя Жанна звонила, – сообщил тот отцу и протянул руку для приветствия.

– Мне? – на этот раз предельно искренне удивился Гольцов.

– Тебе, – подтвердил Игорь. – Я точно не понял, но, по-моему, у нее там что-то с трубой: то ли течет, то ли капает. Просила, как появишься, зайти. Может, сразу?

– Я не слесарь, – буркнул Анатолий, – пусть вызовет аварийку.

– Мама ей то же самое сказала…

– Ну и… – Гольцов разулся и прошел в ванную, Игорь двинулся за ним:

– Может, хотя бы позвонишь? – поинтересовался младший Гольцов, даже не представляя, как тяжело это будет сделать его отцу.

– Позвоню… – пообещал Анатолий и насухо вытер руки.

– Так позвони, – Игорь протянул ему трубку.

Не позвонить означало выдать себя с головой, поэтому Гольцов набрал номер мельниковской квартиры и приготовился услышать Жаннин голос. На звонки никто не ответил:

– Никого нет, значит, все нормально, – сообщил сыну Анатолий и вернул трубку.

– Наверное. Не утопилась же она… – сморозил глупость Игорь, посеяв в душе отца мучительную тревогу: а вдруг и впрямь что-нибудь.

– Ерунда какая! – отмахнулся Гольцов и, нисколько не смущаясь присутствия сына, позвонил Мельниковой на сотовый: – Жанна, это я. Я из дома, – не удержался и предупредил он.

– Кто бы сомневался… – попыталась иронизировать Мельникова, и по ее голосу Анатолию стало ясно: она плакала.

– Что ты хотела?

– Я нашла твой носок…

– Выброси его.

– Может, заберешь? – Жанна хваталась за любую возможность.

– Не стоит… – пробормотал Гольцов и, покосившись на сына, добавил: – Мы все обсудили…

– Ну… – В голосе Мельниковой появилась привычная дерзость, – обсудили мы, предположим, не все. Кое-что еще осталось…

Внимательно выслушав ее, Анатолий почувствовал приступ бешенства, а непреодолимое желание свалить всю вину на Жанну стало еще сильнее. Гольцову захотелось прижать ее к стенке и потребовать, чтобы рассказала, как на духу, была ли у нее его жена или это просто роковое совпадение.