Жители спали. Начиналась игра «поймай меня». Пока никого не было видно. Хэмиш спрятал ее за каким-то автомобилем, заглянул за угол и вернулся, чтобы повести дальше. Перед следующим поворотом Доди сама юркнула за машину, почувствовав, как металлическое крыло, на ощупь напоминавшее сухой лед, притягивает, словно магнитом, ее кожу. Хэмиш снова оставил ее одну и отправился на разведку, а вернувшись, сказал, что путь свободен.

– Надзиратели будут меня искать, – сказал он.

Влажный туман поднимался, окутывая их колени, окрашивал стены домов и голые деревья синеватым светом, который посылала ему высоко стоявшая в небе ясная луна; клен, сарай в саду, попадавшиеся тут и там, казались театральной декорацией, накрытые этой голубой дымкой.

Оставив позади темные улочки, они вышли на угол Трампингтон-стрит, пробрались мимо шероховатых стен Пемброк-колледжа, оставив справа кладбище с покосившимися надгробиями, а когда оказались на Силвер-стрит, снег уже заметал участки, где еще виднелась земля. Осмелев, они миновали деревянную лавку мясника с хирургически белыми жалюзи, скрывавшими подвешенные туши свиней и прилавки с пестрыми свиными колбасками и бордовыми почками. У запертых на ночь ворот Куинз-колледжа под лунным светом стояли пятеро парней в черных мантиях. Один из них запел:

– Любовь моя, ты несправедлива ко мне…

– Жди здесь. – Хэмиш оставил ее в углу у ворот с шипами. – А я найду местечко, где будет легче перебраться.

– Отвергла меня так грубо…

Пятеро студентов окружили Доди. Лиц их видно не было – лишь бледные, полупрозрачные, неясные черты, – она никогда не узнала бы их, увидев снова. Ее лицо тоже было смутным пятном, и они тоже не узнали бы ее при свете дня.

– Что ты здесь делаешь?

– У тебя все в порядке?

Шепот голосов, как шорох летучих мышей, вокруг ее лица, рук.

– Как ты приятно пахнешь!

– Какие духи!

– Можно тебя поцеловать?

Эти голоса, ласковые и легкие, как бумажный серпантин, мягко касались ее, подобно листьям или крыльям. Сплетались в паутину.

– Что ты здесь делаешь?

Доди стояла, прислонившись к забору, смотрела на белый снег у выстроившихся полумесяцем зданий Куинз-колледжа и доходивший до пояса голубой, колышущийся над снегом туман. Студенты отошли, потому что вернулся Хэмиш, и начали один за другим перелезать через забор с острыми шипами. Доди стала считать. Три. Четыре, Пять. Словно считаешь овец, чтобы заснуть. Держась за стальную решетку, парни перемахивали через торчащие черные шипы и, оказавшись во дворе, пьяно покачивались на хрустящей снежной корке.

– Кто они?

– Просто припозднившиеся ребята, которым нужно попасть во двор.

Парни перебрались через забор и теперь шли по деревянному арочному мосту над узкой зеленой речушкой – этот мост когда-то построил Ньютон без единого гвоздя.

– Полезем здесь, – сказал Хэмиш. – Ребята нашли хорошее место. Только ты должна молчать.

– Я не смогу. Во всяком случае, в этой узкой юбке. Я проткну шипами руки.

– Я тебе помогу.

– Но я упаду. – Однако Доди высоко подтянула твидовую юбку, так что стали видны края нейлоновых чулок, и поставила одну ногу на забор. Ох уж эти игры. Она задрала ногу, пытаясь перекинуть ее там, где шипы были пониже, но острые наконечники все же проткнули юбку. Хэмиш пытался помочь, но Доди застряла между шипами, и одна ее нога, покачиваясь, свешивалась с забора. Она поранится? Истечет кровью? Может, шипы уже вошли ей в руки, ведь она совсем не чувствует их от холода. Хэмиш моментально перебрался через забор, сложил руки чашечкой, чтобы она могла шагнуть в них, как в стремя, и она, не споря и не раздумывая, так и сделала, повернувшись на руках, и ей показалось, что шипы проткнули их.

– Мои руки, – начала она. – Они в крови…

– Тс-с! – Хэмиш закрыл ей рукой рот. Он осматривался, ища темный дверной проем.

Ночь была тихой. И луна, далекая и холодная, окутанная чужим отраженным светом, округлила рот в виде буквы О, глядя, как она, Доди Вентура, в три часа ночи забралась во двор Куинз, потому что ей некуда было идти. Потому что это была остановка в пути, место, где можно согреться, ведь она очень замерзла. Она отдала всю свою кровь, чтобы укус на щеке Леонарда стал еще краснее, а сама, обескровленная, болталась где-то в чистилище. Вместе с Хэмишем.

Доди следовала за Хэмишем вдоль здания колледжа, касаясь рукой грубой каменной стены, пока они не дошли до двери. Хэмиш держался боязливо и настороженно, хотя особых причин для этого не было, стояла полная тишина: молчал снег, молчала луна, и ни звука не издавали сотни студентов колледжа, погруженные в глубокий предрассветный сон. Первая ступенька на лестнице скрипнула, хоть они и сняли обувь. Вторая смолчала. И следующие тоже.

Пустая комната. Хэмиш захлопнул за ними тяжелую дубовую дверь, потом прикрыл тонкую внутреннюю и зажег спичку. Доди успела разглядеть просторное помещение с обитой потрескавшейся кожей кушеткой, толстыми коврами и книжными полками во всю стену.

– Мы это сделали. И я в порядке.

За деревянной перегородкой скрипнула кровать. Послышался сдавленный вздох.

– Что это? Крысы?

– Нет. Это мой сосед по комнате. Он нормальный…

Хэмиш исчез, а с ним и комната. Спичка вспыхнула еще раз, и комната вернулась. Хэмиш, сидя на корточках, зажег газовую горелку в камине. С шипением и легким свистом загорелось голубое пламя, вызвав к жизни целый ряд огоньков за белой асбестовой решеткой и тени, задрожавшие за кушеткой и тяжелыми стульями.

– Мне все еще холодно. – Доди села на ковер перед камином.

Лицо Хэмиша от огня из розового стало желтоватым, а бесцветные глаза потемнели. Доди потерла ступни и поставила красные туфли, которые казались черными, рядом с каминной решеткой. Внутри туфли были мокрыми, она почувствовала это на ощупь, однако холода больше не ощущала, только кончики пальцев онемели, но она потерла их, и кровь снова прилила к ногам.

Потом Хэмиш опрокинул Доди на ковер, и ее волосы веером рассыпались вокруг головы, запутавшись в ворсе ковра, потому что это был толстый и пушистый ковер, пахнувший обувной кожей и табаком. «То, что сейчас происходит, на самом деле не происходит. Ведь в преисподней по-настоящему не горят». Хэмиш целовал ее в губы, и она чувствовала эти поцелуи. Но ничто в ней не шелохнулось. Она лежала и смотрела в потолок, на две перекрещивающиеся темные деревянные балки, и слышала, как в них копошатся черви веков, проделавшие множество ходов и крошечных лабиринтов. Хэмиш тем временем уже лежал на ней всем телом, и от этого было тепло. Она не останется ненужной, без употребления. (Это легко выдержать, ничего героического.)

Наконец Хэмиш просто лег рядом, уткнувшись лицом в ее шею, и она слышала, как его дыхание становится ровнее.

– Пожалуйста, обругай меня. – Доди слышала свой голос – странный и сдавленный от лежания на спине, и от синусита, и от виски. «Меня тошнит от ярлыков на статуях. В сером мире