центов за парковку, когда прочтут это объявление, подумав, что можно обойтись тридцатью.

– Вы поднялись наверх пешком? – нарочито небрежно спросил Люк, когда юноша и девушка снова вышли на веранду.

Девушка тыльной стороной руки вытерла с подбородка капли воды, оставив небольшое треугольное пятно грязи. Похоже, она обходилась совсем без косметики: лицо у нее было бледным, словно она долго не выходила из дома. Крошечные капли пота выступили на лбу и верхней губе.

– Да, пешком, – сказала она. – И дорога была тяжелой. Пришлось потрудиться.

Юноша ничего к этому не добавил. Бросив плащ на перила, он смотрел в телескоп.

– А где вы оставили машину?

– Там, внизу. – Девушка неопределенно махнула в сторону подножия горы, где дорога через Национальный парк сначала вела мимо луга и птицефермы, а потом круто забирала вверх. – Прямо у ворот.

– Вам придется заплатить, – сказал Люк.

Девушка взглянула на него.

– Но мы шли пешком. – Было видно, что ее озадачили его слова. – Проделали весь путь на ногах.

Люк сделал еще одну попытку:

– Разве вы не видели внизу объявление?

– У ворот? Конечно, видели. Пятьдесят центов за парковку. Но мы оставили машину и пошли пешком.

– В любом случае платить придется, – сказал Люк. Следовало бы и внизу повесить объявление, чтобы была полная ясность. – Даже если вы припарковались у самых ворот.

Юноша оторвался от телескопа.

– А где тогда можно парковаться бесплатно? – С ним вроде было легче иметь дело. – И дальше подниматься самим?

Девушка закусила губу. Она резко отвернулась от Люка и юноши и теперь смотрела на зеленые верхушки деревьев, спускавшиеся вниз, к реке.

– Нигде. – Люк гнул свою линию. Лица девушки он не видел. Чего только не делают люди, чтобы сэкономить двадцать центов: оставляют автомобиль в кустах, а потом идут пешком. – Нигде в пределах парка.

– А если люди пришли пешком? – Повернувшись к Люку, девушка неожиданно повысила голос. – Что, если мы пришли пешком и у нас вообще нет автомобиля?

– Послушайте, леди, – произнес Люк невозмутимо, – вы только что утверждали, что поставили машину у ворот, за что предусмотрена плата пятьдесят центов, а по воскресеньям доллар…

– Но я сейчас не о парковке. Я хочу сказать, если бы мы шли пешком.

Люк вздохнул.

– Пешеходы тоже платят. Там висит объявление, что с них берут пятнадцать центов. Пятнадцать центов с каждого. – Он чувствовал, что теряет терпение. – Может, вы его не заметили. Если хотите, я вам покажу.

– Сходи посмотри, – сказала девушка своему спутнику.

С упрямой настойчивостью и покрасневшим затылком Люк повел юношу в гостиничный вестибюль. Девушка осталась на веранде.

– Там действительно так написано, – сказал юноша, возвращаясь к ней. – С каждого человека по пятнадцать центов, даже если пришел пешком.

– Плевать мне, что там написано. – Девушка стояла к нему спиной, перегнувшись через перила. – Это отвратительно. Делать деньги – вот все, чего они хотят. На самом деле платить нужно людям, которые готовы проделать весь этот путь наверх.

Люк ждал за дверью. Голос девушки звучал так, будто она могла в любой момент сорваться, и становился все пронзительней. Люк выполнил свою работу. Большую часть. Объяснил что к чему. Теперь осталось только взять деньги. Он медленно вышел на веранду.

– Я еще могу понять плату за парковку. – Девушка повернулась к нему так стремительно, что Люк подумал, нет ли у нее глаз на затылке. – Даже за парковку у ворот. – В уголке рта у нее показалась слюна. На какое-то мгновение Люку показалось, что она собирается в него плюнуть. – Но платить за то, что шли пешком!

Люк пожал плечами.

– Закон штата, леди. – Он, щурясь, смотрел в зеленую даль, где далекие холмы сливались друг с другом в августовском зное, и позвякивал мелочью в мешочке. В чем она его обвиняет? И что такое тридцать центов, пятьдесят? – Кроме того, – добавил он, тщательно подбирая каждое слово, словно говорил с непонятливым ребенком, – сегодня вы оплачиваете только парковку. Так стоит ли беспокоиться о цене пешего подъема, леди?

– Но мы собирались ходить пешком… – Девушка резко замолчала и, с поразительной быстротой отвернувшись от Люка, метнулась за угол гостиницы, на западную сторону веранды. Юноша последовал за ней.

Люк пересек внутреннее помещение гостиницы и остановился на заднем крыльце, высматривая, не пытаются ли молодые люди сбежать по южному склону горы. Кто знает, на что они способны. Если решили не платить, как платят все, то могут попробовать улизнуть.

Девушка замерла на верхней ступеньке западной лестницы, ведущей к парковке, юноша стоял лицом к ней и спиной к Люку. Невероятно, но она плакала – плакала и вытирала лицо белым платком. Подняв глаза, она заметила Люка и опустила голову, будто искала что-то, провалившееся сквозь широкие трещины пола. Юноша потянулся, чтобы дотронуться до ее плеча, но она увернулась в свой обычной молниеносной манере и начала спускаться по лестнице.

Юноша не стал ее останавливать, а сразу направился к Люку, держа в руке открытый потрепанный бумажник из коричневой кожи.

– Так сколько нужно? – голос его звучал устало. Что бы он ни думал, он наверняка был смущен поведением девушки, устроившей такую сцену. Ведь никто, по сути, не был виноват.

– Пятьдесят центов, – сказал Люк, – если вы оставили автомобиль на территории парка.

Юноша отсчитал монеты, положил их на широкую ладонь Люка и подхватил плащ, оставленный им на перилах, выходящих на север.

Сунув монеты в мешочек, Люк пошел вслед за юношей.

– Спасибо, – сказал он.

Тот ничего не ответил, не извинился за подругу, вообще ничего не сказал, просто прибавил шаг, догоняя девушку; плащ бился за его спиной, как раненая птица.

– Вот, значит, как, – удивленно произнес Люк, обращаясь к самому себе. – Можно подумать, что я чертов преступник.

Внизу на гладкой поверхности реки катера, казавшиеся отсюда крошечными, выписывали зигзаги, уклоняясь от невидимых рифов. Некоторое время Люк бездумно смотрел на них, а потом перешел на южную сторону веранды. На дороге внизу удалялись, становясь все меньше, две фигурки – девушка немного впереди и нагонявший ее юноша. Прежде чем юноша догнал ее, они скрылись из вида: дорога исчезала на густо поросшем лесом горном склоне.

– Выходит, я чертов преступник, – сказал Люк.

Впрочем, вскоре он забыл о них, выкинув эту историю из головы, и пошел на свой залитый солнцем наблюдательный пункт, чтобы угоститься содовой.

Тень

В ту зиму, когда началась война, я попала в немилость у соседей за то, что укусила Лероя Келли за ногу. Даже миссис Абрамс на противоположной стороне улицы, не имевшая детей нашего возраста – ее единственный сын учился в техническом колледже, – и мистер Гринблум, чья бакалейная лавка располагалась на углу улицы, сделали свой выбор: они были на стороне семейства Келли. Вообще-то меня должны были оставить в покое, признав право на самозащиту, но на этот раз былые идеалы справедливости и великодушия, присущие Вашингтон-стрит, во внимание не приняли.

Несмотря на давление соседей, я не собиралась извиняться, пока это не